Сибирские огни, 1965, № 001
скромное, полное достоинства и радушия хлебосольство, я был убежден, что старик меня ждет. Сомнения же меня томили вот почему. Я-то приехал в Ямаровку не из-за холецистита или язвы! Моя «бо лезнь» была иного рода. Давно вынашивал я замысел большого романа из истории заселе ния района реки Чикой в восемнадцатом веке. Уже несколько лет подряд, то весной, то летом, то зимой, забирался я глухими тропами в тайгу, к истокам Мензы, где расположены древ нейшие семейские и казачьи села, и рыскал там в поисках живых примет старинного быта, старинной одежды и утвари. Я заставлял ве личавых старух Кочена и Урлука вытаскивать из сундуков сарафаны, кички и чирки и любовался той горделивой красотой, которую придают женщинам наряды русской старины. Я читал и перечитывал историче ские, этнографические, антропологические, лингвистические, археологи ческие труды Андриевича, Гирченко, Селищева, Кириллова, Клеменца, Белявского, Кроля, Талько-Гринцевича, Васильева, Сергеева, Азадов- ского; проводил дни и недели в музеях и архивах Читы, Благовещенска, Кяхты; изучал протоколы, бюллетени, известия, сборники ученых об ществ; переписывался с Петряевым, Тяжеловым, Новиковым-Даур ским*; дважды побывал на западе России, на древней стародубской зем ле, откуда при Елизавете погнали раскольников пешим порядком, семья ми, на вечное жительство в глубину Забайкалья. Словом, я был нагружен материалом для романа, как вьючная ло шадь геологов инструментами и припасами. А роман не писался. Сам не знаю почему. Не писался он и на Ямаровке. Положение было драматическое. Трижды давало мне московское издательство отсрочку и трижды нарушал я договорный срок. Возвра щаться в Москву, откровенно говоря, было горьковато — я заранее ви дел в глазах у моего редактора грустный упрек и затаенную насмешку. Но врожденная добросовестность, традиционное семейное упрямство и скорбь по затраченному времени — все это убеждало меня вернуться домой, закрыться в кабинете, и — хочет роман писаться или не хочет — нарезать стопу чистой бумаги, вооружиться авторучкой с моим люби мым открытым пером и вывести первую строчку (вроде: «Епифан Сыч, молодой казак Альбитуйской станицы, возвращался на заимку с ночно го гульбища», или: «К богатому старообрядцу села Волчьи Ямы Паф- нутию Козодоеву зашел бедный охотник инородец Чимитка Гантиму- ров...»), вывести — и дальше само пойдет! Впрочем, все эти штуки с бумагой и авторучками (была у меня лю бимая и с закрытым пером), — все эти упражнения я уже проделывал не раз. Начал у меня скопилось не на один роман, а на целых шесть. Но только начал! Дальше само не шло. И не шло даже с помощью толчков редактора. Ехать или не ехать к Прокопу Стегину? Садиться еще за одно нача ло — здесь, на Ямаровке, — или ехать? Победили легкомыслие и отчаяние. И нежелание обидеть нового знакомого. * Е. Д. П е т р я е в , Н. С. Т я ж е л о в, Г. С. Н о в и к о в - Д а у р с к и й — современные историки, исследователи Забайкалья и Дальнего Востока.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2