Сибирские огни, 1965, № 001

Так его, отец, так! Пусть знает... Не ко мне! Нет, но ведь солгал, что не ко мне. Просто столкнулся лицом к лицу с отцом и теперь сам не зн а ­ ет, что и сказать! — Нет, не надумал. Хотел просто упредить тебя: не ходи. Лучше не ходи. Отец, я слышу, тихо присвистнул: — Ишь ты! А что, если пойду: заарестуют либо что? Или ты меня где пристукнешь? И снова — тихий, серый, про себя — смешок. Не люблю, когда отец гак. Не по себе мне. — Нет, Григорий Иваныч, ничего такого. И не было ничего такого, сам знаешь... С горечью сказал, и будто не вся боль вышла, еще слова близко бы­ ли. Ох, что-то есть между ними, чего мама не знает, я не знаю,—что-то страшное... Сейчас скажет... Нет, не сказал, поборол себя, и боль ушла из голоса. — Это все пустое. А вот то правда, что выселят вас отсюда. — Чего? Чегр ты сказал? — Приедут, погрузят вещи и уезжай куда хочешь. Как неколхозни- ков отсюда сселят. — Ну, парень, насмешил! Не стоило тебе с этим мою лесенку ме­ рить. Как это «неколхозники»? Мамаша моя, Евдокия Михеевна, слава богу, вколачивает, аж костьми гремит. Катя имеет право на ученье, а? Это как? А у меня пупочная. Вот кочан — ох-хо! — и то еле держу. Хошь справку от врачей? Это кто ж тебя заслал сюда с этой чепухой? И у отца, и у Евдокима голоса ровные, будто правда о капусте у них разговор — только за папиной ровностью — недоброта, хитрость, выжи­ дание, а за Евдокимовой... А за Евдокимовой — сама не знаю что. — Грыжа! Ты мне-то не говори. Я видел, как ты кули с орехами во­ рочаешь! — Ну и что? Что я сам себе вред учиняю — тут дела никому. Отча­ ливай давай отседа. Кончен наш разговор. — Что ж, мое дело сказать... А там — сами думайте. — Мстить решил, сволота. Может, и сам заявишься вещи грузить? Ишь, раздобрился, упредить пришел! — Повелят — приду. Только ты ведь всех по своей мерке. У кого нож за голенищем, тот всю жизнь на чужие сапоги смотрит! Он повернулся и пошел вдоль ограды обратно. Отец постоял, постоял, что-то тихонько сказал вслед Евдокиму и скользнул к дому. А Евдоким был так близко, так близко от меня, что я почувствовала его дыхание на щеке и мне ничего не стоило тронуть его за локоть... Должна была написать ему письмо, когда осудили. Из-за нас, из-за меня осудили. Знаю. Должна была бросить все, когда он был на руднике, приехать, быть рядом. Знаю, знаю. И сейчас, когда вернулся, должна была прибежать к нему — в пер­ вую же секунду. Знаю, знаю, знаю. Знаешь, а что же ты, Катя? Где же твоя воля, где верность, где твое сердце? Ничего нету. Ничего не осталось. Говорю, две Кати во мне, гово­ рю же! Нет, скорее из Мурашей, скорее! (Окончание следует) 4. «Сибирские огни» № 1.