Сибирские огни, 1965, № 001

Мать охала, причитала, вроде жалела Евдокима, бегала к Л\акары- чевым. слезой дорогу устилала меж нашими домами, а я-то ее хорошо знаю — все для того, чтобы не кляли, не совестили и не мешали нал? жить, как жили мы раньше. Хитрее моей мамочки я еще не видела мам! А бабка молчала. Намертво молчала. Она-то Евдокима не меньше, чем меня, любит. Сядет на скамью с кочергой или веником и смотрит н& меня, щеки сухие втянет, глаза блестят, как у помешанной. «Ну что ты. баб?» А\олчит. Страшно мне от ее молчания. А сельчане, они что? Сельчане осудили. Я во всем виновата, я Евдо кима подвела, и я его недостойна... Одна Нюра Москалева, такая неровная, иногда прямо злющая. --- вот уж не ожидала, — с добром ко мне. Как я приехала другим летом, она меня сразу зазвала на ферму: «Держись за нас, Катя, и за коровок... Как у тебя дальше с ученьем—- может, об этом один дед-лесовик знает, — а ты поворочай опять с нами, ведь задыхаемся мы. доярки, до свету первый вдох, за полночь последний... По двадцать коров на каждую... Вон твоя койка незанятая, неси белье, одеяло... По уши тебе надо залезть в работу... И Евдоким те бе, девка, зачтет это!» И будто мимоходом: «А если навестить его соберешься, так мы н<- чужие тебе и ему: мы тут твоих коровушек не обидим...» Нет, не поехала я на рудник. Не то, чтоб сробела. Нет, тупость н£ меня нашла. И душа на письмо Евдокимово не ответила Оборвалось \ меня что-то. И на ферме все разладилось. Надоело мне или отвыкла — надой уборка, корма, телята... Кланя молчит, отверачивается. Маша Красноя рова тихонько ужалит. Сима прямиком мне: «Предала парня, стерва ты' разэтакая». И отец без конца твердит: «Брось да брось, не твое это за нятие...» А тут еще Зайчик. Опротивели мне Мураши. С трудом проработала я то лето на ферме. А осенью поехала еда вать в Иркутский медицинский. И тут встретился мне Зайчик. То есть Коля Зайцев. Тоже поступал. Он-то поступил, а я нет, хотя — одинако во — и у меня восемнадцать баллов и у него... Зайчик ко мне с первых дней прилепился — тоненький, легкий, п р о ­ ворный. Синяя спортивная куртка, брюки в дудочку — очень ему под фигуру и цвет. Лицо бледное, матовое, как налет на голубице, светлые усики, взгляд насмешливый, а вообще — вежливый и говорливый — по­ нравился он мне сразу, ничего не скажу. В читальню вместе, в столовую тоже, деньги легко и просто тратит, не жалеючи — все это было ново для; меня и привлекательно было. И еще — сразу со мною в открытую. Ведь совсем меня не знал, а ничуть не таился, будто сто лет со мною знаком Правда, он со всеми схо дился быстро, уверенно—и это мне и нравилось и сердило меня. Он мне с первого разу давай выкладывать: «Два года стажу набрал проболтался тут в техотделе на одном заводе все как полагается, зачем со временем спорить! А в медицинский пошел — тут гарантия: девчат— толчея, парней охотней будут принимать. А так бы — лучше в унйверси тет. Да я на втором курсе переведусь! Справку достану, что я нервный крови боюсь. Приезжай тогда ко мне на Ленинские горы в гости В ж и з ­ ни. как в море, на любой волне можно удержаться, если с умом и хладно ­ кровием!»