Сибирские огни, 1965, № 001

жет, поболе — а скидывает! Ты брось, брат, водочку, ты разок хоть трез­ вым глазом погляди... — Д а при чем тут водочка,— слабо упирался отец,— и ведь прибо­ ры там у них... Артем Федосеевич повернулся ко мне. — Ладно, фермой займемся... И сам съезжу на молокозавод! А к тебе, Евдоким, вот какое дельце. Утром еще хотел, так торопился ты... Что, если б ты в кедровник с бригадой? Ну, чего глядишь? Не для Кузе- вановых — для колхоза, выправим билет честь честью. Нынче ореха на кедрах урожайно... Все ж маленько подымем трудодни... Ты не торопись, обдумай... И вот еще что... Я, мужики, когда завчерась в район ездил, овсы наши объехал по Юрашкиной пади — хороши овсы! Только, пока поспеют, кабаны стопчут-потравят. Надо сничтожить. Либо гайно ихнее найти, либо в Юрашкиной пади подстерегнуть, в овсах... Я почувствовал, как загудели ладони и напряглись плечи. Ходили мы, бывало, с дядей Артемом — вплотную подбирались к огромным гнез­ дам, и рыластые кабаны, напуганные, злющие, выскакивали на нас из ветоши и мха... Д яд я Артем встал. •— Засиделся я. Еще в пять концов сбегать. Так ты, Евдоким, обмоз­ гуй — как да с кем... Прощевайте!.. ь Ну и денек нынче выпал... Голове опять работа на всю ночь. Думай, Евдоким, думай, думай... Кат я Кузеванова: что мне с собой делать, куда беусатъ? Что мне делать, ну что? У кого спросить, с кем посоветоваться? Уже неделю Евдоким в Мурашах, а я его ни разу не видела. Никогда не было у нас с Евдокимом никакого уговору, не любил он слов, сердился, если я начинала про чувства, про верность, про будущее- Нет, не любил он слов. Не помню, в какие седые времена, в какую геологическую эру нача ­ лось эго у нас, не помню. Столько прошло всякого с той поры! Мальчишкой,— взлохмаченный, молчаливый, настойчивый,— при­ бегал он ко мне с кружкой пахучей жимолости или тускло поблескиваю­ щей моховки. А то брал меня за руку и уводил в заросли Хилкотуя, к сбитому втайне плотику, и мы мчались бегучей крученой струей вниз по Чикою. Как-то раз принес полосатенького проворного бурундука, в дру ­ гой раз — кабарожонка на тонких ножках, в третий — выводок рябчиков, и мы вместе кормили их, а потом выпускали на волю... Позже — старше мы стали — все было так же молча и так же крепко. И — взрослее. Идем по лесной тропе, поперек лежит колодина. Евдоким осторож- но-сильно берет меня на руки и переносит Или через реку, по едва про- глядным камушкам. Придет утром, под окошко, прокричит плишкой или зябликом, и я выхожу, и не знаю — куда еще, в какую страну, к каким морям, к каким туманам и сияниям поведет меня эта твердая и надеж­ ная рука.