Сибирские огни, 1965, № 001

Нилка покрутилась, повертелась, прошла туда-сюда. И давай хохо-' тать сама над собой: — Фельдмаршал Голенищев-Кутузов! И девушки покатились. Я решил, что теперь все в порядке, теперь они ее втянут в свои сек­ реты и сплети юшки. Мне-то тут делать нечего. Пойду к телеге и запарнику, займусь му­ жицким делом... Когда я. отряхивая с брюк щепу и солому, пришел на стан, там как. раз чай налаживали. — Кричим тебе, кричим, а ты на нас ноль внимания! Смеются доярочки — поумылись. поприоделись, поднарядились. Вон и Аркаша уже за столом — налегает на хлеб, масло, смета­ ну. Это же одно только слово у нас, у забайкальцев, «чай», любую еду — хоть стегно в котле! — чаем зовем! Нила опять в своем сарафанчике, пи­ ла чай из стакана — нашли где-то гостье, а то у всех кружки с полсамо­ вара! — Лицо у Нилы было такое счастливое, будто она не стайку на­ возом и глиной залепляла, а дворец культуры строила! — Ну,— сказала Нюра, подав мне чаю,— все видел? Можно такое терпеть? Она придвинула мне блюдечко— не то сливки загустелые, не то масло. — Можешь смело на хлеб мазать. Молоко на ночь оставили, ложки три — а к утру гляди: пожелтело, ствердилось... Ну? Я взглянул на сестренку. Кланя опустила глаза, скулы у нее поро- ювели. — Опять же,— продолжала Нюра,— фляги из-под молока привезут, моючи их. кипятку не напасешься! Моешь, моешь, а они все масляные!" Да ежели бы у никудышных у наших, у замухрых молоко жидкое — так ополоснули б ключевой водой, на солнце подсушили — и всего делов. Растолкуй ты папке своему, доведи до его мозгов... Нила переводила глаза с меня на Нюру, с Нюры на Кланю, с Кла~ ни на Машу — и лицо ее потихоньку гасло. Я отодвинул кружку. И поднялся. — Нюра,— сказала Нила,— а можно, я у вас заночую? — И я! И я! — закричали Галя и Аркаша. — Нет уж. ребята, вы с Евдокимом... А ты.— Нюра глянула на Ни­ лу,— что ж. есть у нас койка свободная... Оставайся! Не очень-то Аркаша хотел со мной — чего он, боится меня, что ли?— да пришлось,— Анна Захаровна человек строгий. А дома меня поджидал дядя Артем. Сидел — будто с утра! — шапка на подоконнике, телогрейка расстегнута — накрепко зашел, для длинно­ го разговора. И отец — совсем трезвый, лицо вялое, голос слабый. Я напрямик,— только разделся,— про ферму, да про корма, да про жирность. Сидит отец, голову опустил,— и жалко мне его и не могу — все пе­ ред глазами топорище расколотое и блюдечко со сметанкой... — Нет, Осип,— сказал Артем,— попустился ты, врет твой Б \тырин на молокозаводе. Нахально врет. Юркий он. больно толстый, а юркий, и рожа блестит, будто он ее в масло кажное утро окунает... В наше, кол­ хозное масло. Скидывает он нам жирность — может, полпроцента, мо~