Сибирские огни, 1965, № 001

бурундук орехи в нору — заталкивал, лишь бы не думать. А теперь что- то не могу. Не до книг. Я подумала: «А мне всегда до книг. Почему?» Он глядел на полки за моей спиной. А я на него. Все у него, хоть он переднего роста, было крупное: плечи, ладони, голова. И в лице: лоб, нос, подбородок. Борозды у носа. Все крупное и резкое. И вместе с тем л а д ­ ное, гармоничное. Он казался старше своих лет. И очень усталым. — Скажи, Нила, неужели ты все эти книги прочитала? Я невольно оглянулась. Чудак же парень! — Нет, конечно, не все. Но про каждую что-нибудь знаю. — И про ту, и вон про ту? — Да. — А вон та маленькая, синяя, с золоченым корешком, что в ней? — Это стихи. Фета. Толстой его очень любил. — И прочес-ть из него можешь? Ну, хоть строчку? Я взглянула на маленький томик, зажатый между другими книгами, попыталась раскрыть его глазами. И тут же наплыли легкие, теплые слова — точно из туманной дали, точно с дальней, дальней дороги, из-за гор и лесов,— слова грустные, щемящие: Облаком волнистым Пыль встает вдали; Конный или пеший — Не видать в пыли! Вижу: кто-то скачет На лихом коне, Друг мой, друг далекий, Вспомни обо мне! Он глядел на меня, на книжку — и молчал. Я не знала: вошли в не­ го или не вошли — облако, пыль, дорога, и конь, и всадник, и та, которая это все видит, — не знала, не поняла. И мне стало страшно, что он сейчас вот заговорит об этих стихах, и скажет что-нибудь не то, и спугнет и об­ лако, и пыль, и всадника — и я заговорила сама, наверное торопливей, чем надо. — Ты знаешь, стихи во мне с детства. Стихи — это отец. Приносил, читал, напевал. И другие книги были — нужные, интересные, д аж е з а ­ хватывающие,— но они были рядом, при мне, а стихи — во мне, пони­ маешь? Я их всегда ношу в себе и всегда слышу, как звенит во мне к а ­ кое-то слово или строка. Смешно, да? И еще — музыка... Ты знаешь, на ­ ши девочки, когда я училась, думали — будто я во всех театрах и на всех концертах перебывала... Куда уж! Семья у нас большая, забот мно­ го, на кино и то всем сразу не давали... Так я по радио все оперы и сим­ фонии по сто раз переслушала, как уж тут не запомнить, когда музыка в каждую жилку вливалась! Говорю, говорю, говорю — надо же и кончить! Евдоким смотрел на меня, как-то странно смотрел. — Ты б не улыбалась так, Нила. Не надо. Как будто вокруг ни го­ ря, ни беды. Один свет. Теперь я и не знала, что сказать! Серьезно он или так — посмеи­ вается? А Евдоким без перехода: — А я там читал, взахлеб читал. И вдруг бросил. И стал думать. В голове у меня от прочитанного — ералаш. Все герои перемешались. Гоголь с Тургеневым. Потом как-то все опять стало выстраиваться, и я все понял. — Что — понял?