Сибирские огни, 1965, № 001

нее, плечи тонкие, видать, слабосильная, хоть и подзагорелая, в перести­ ранном синем платье с серебряными разводьями... Ничего особенного, а ведь городская — могла бы и пофасонистей быть! Хотела я все это Феде высказать, да тут, вижу, маманя не управляет­ ся — избегалась меж печкой и столом — да все с оглядкой на Евдокима, наглядеться не может, — и все роняет, все невпопад на стол ставит, будто ее и с боков и в спину толкают... на себя непохожа! Взялась я половчей за дело, Галку впрягла, а раз Галка, то полетели у нас с нею калачи по з а ­ коулочкам! — А папаня-то что ж? — тихонько маму спрашиваю.— Папаня не воротился? — Да ведь вот — ну, чего ему еще там на молокозаводе —; сдал мо­ локо, пустые бидоны принял... Неужли не чует отцовское сердце! Ох, луч­ ше б он дома сегодня... — Один или опять с председателем? — Не знаю, Клаша, я ведь на своем озере была... Шут их поймет... Тот ведь чистое репье! Ох, неуж как в тот раз, а? Задам я ему! — Маманя оглянулась, сунула мне большую миску: — Ладно шептаться. Евдоким все прислухивается. — И погромче: — Огурчиков, доча, в сенцах, накинь, которые потверже, с пупырками... Ох, господи! И пошла к столу с глиняными чашами в руках. А я все, пролетая ту­ да-сюда, — к братанушке, к Евдокиму, приглядываюсь — такой же или не такой же — да нет,— спокойный, неторопливый, походка тугая, крепкая, и все чуть плечом вперед, будто дорогу пробивает, вроде угловатый, а лег­ кий, сторожкий... Только не сидится и не стоится ему в родном дому — то к окну приткнется, то в сенцы шагнет, с дядей Артемом перемолвится, от него к деду Горчакову, потом рядом с библиотекаршей... Ну вот и кушанья на столе, и бутыль с бражкой посередк“, и гости туточки, а папани нету, хоть на молокозавод телеграмму отбивай! Кто-то скрипуче взошел на крыльцо, хлопнула дверь и Евдоким шаг­ нул к порогу... Нет, то не папаня, то Федюнькина мама с Нюрой! Инно­ кентьевна, не переодевшись, прямо со свинофермы, брезентовые рукавицы под мышкой, а Нюра в новом малиновом платке, что раз только, в тот Ок­ тябрьский надевала, и в черную жакетку вырядилась. И обе разом к Ев­ докиму — и опять слеза, опять охи, и опять Евдоким унимает их как ма­ лых детей, мамане и мне знаки подает: начинайте, что ли! Тут маманя поклонилась всем в пояс: — Что ж, дорогие мои... Уж не гневайтесь, без хозяина, припаздыва­ ет... он уж опосля. Садитесь, милые гости, за стол... Садись и ты, сынок, давно в родной избе не пилось тебе, не елось... И вы, заезжая гостья, са­ дитесь... — это она к библиотекарше. — Какая же она заезжая, — чуть подтолкнул ее к столу дядя Артем, — она теперь тутошняя, мурашинская, Нила Андреевна Быстрова! Все глянули на нее. Она, садясь за стол, сощурилась и улыбнулась. И тут я поняла, что пришел конец Мурашам — так улыбнулась, чертовоч- ка, так улыбнулась — всем лицом, всей душой — с такой теплынью... Не­ броская, иедолгая улыбка, а глубокая, открытая, хоть ныряй в эту улыб­ ку с разбега, как в реку с крутика. И как это у нее, у Нилки этой! Нет, это теперь Мурашам настоящие верхтормашки, берегитесь, чикойские пар­ ни — полеводы и трактористы, огородники и чабаны. Если уж меня, дев­ ку, подзадело! Однако Нюру нашу никакой улыбкой не возьмешь, она все равно свое выскажет. — Что ж, это даже очень хорошо, что тутошняя. Только нам работ­ ники нужны — доярки, телятницы. У нас Красавки и Чернушки беспри­ зорные ходят. А с библиотекой нашей тихим ходом и Миша Быков сла