Сибирские огни, 1965, № 001

бы принять во внимание его возраст — стар стал, думать по-новому не может. Но беда в том, что до некоторой степе­ ни такое умонастроение царит и в голо­ вах других героев повести — людей от­ нюдь не старых и занимающих ответ­ ственное положение. Пошел Сандан в партком совхоза и там «все рассказал» парторгу и директору. Собственно, что «все»? Что есть, мол, такой слух обо мне — больше ничего он рассказать не мог. И эти два ответственных человека вместо того, чтобы успокоить, сказать ему, что это сплетня и надо бы заняться и узнать, кто ее пустил, — вместо всего этого парторг и директор «только рука­ ми развели» и, сославшись на свою не­ достаточную осведомленность, посовето­ вали старику обратиться в райком. Из этого совершенно ясно, что они не счи­ тают клеветнический слушок пустяком, они полагают, что дело заслуживает то­ го, чтобы им занялся райком. Сандан приходит в райком, к первому секретарю. Оказывается, секретарь райкома уже получил анонимное письмо, обвиняющее Сандана в убийстве, и намеревался его вызвать. «Я познакомился с вашим де­ лом, Сандан Ямпилович, — говорит он. — Знаю, вы много и хорошо работали. Но поймите и нас. Р а з поступило пись­ мо, мы обязаны во всем разобраться, все проверить. Это тем более, что в истории гибели большевика Гармаева многое ос­ тается не совсем ясным. Я считаю: письмо надо обсудить в вашей партий­ ной организации. Мнение коммунистов все и решит. Думаю, что так будет луч­ ше. До прокуратуры дело не дойдет... Вы отправляйтесь домой, все обдумайте, будет хорошо, если найдется очевидец, способный фактически опровергнуть все это». Поразительны эти умозаключения пер­ вого секретаря! Конечно, письмо, обви­ няющее в убийстве, нельзя оставить без внимания, даже если оно анонимное: это уже не просто слухи. Но именно потому, что обвинение столь ужасно, а обстоя­ тельства дела столь сложны (ведь убий­ ство совершено тридцать лет назад), оберегая честь старого члена партии, письмо надо проверить методом тща­ тельного и тактичного закрытого след­ ствия, скорее всего, именно прокурор­ ского, а не выносить его на широкое об­ суждение парторганизации, где «мнение коммунистов все решит». Такое обсуж­ дение, во-первых, ничего бы не дало, так как нужны факты , нужен анализ, которые может дать только расследова­ ние, во-вторых, оно явилось бы лишь дальнейшим распространением страшно­ го обвинения. И потом — «хорошо, если найдется очевидец...» А если не найдется? Право же, секретарь райкома, выражаясь язы ­ ком юристов, исходит из презумпции ви­ новности Сандана, то есть он согласен признать его невиновность лишь в том случае, если он ее докажет. И ведь очевидец действительно не на­ шелся. Дарма Гомбоин, с которым Сан­ дан много лет вместе работал и который все знал, хотел было подтвердить, что Сандан ни в чем не виноват. (Для об­ щей атмосферы рассказа очень харак­ терно, что при этом у Дармы было такое мнение, будто он спасает Сандана от не­ минуемой гибели). Но потом из корыст­ ных соображений Дарма отказывается от первоначального намерения. Что же ос­ тается бедному Сандану в той обстанов­ ке, которую нарисовал автор? Ничего удивительного, если он начинает думать о самоубийстве: так велик его страх пе­ ред клеветой, так безнадежно смотрит он на возможность оправдаться. Лишь случайно Сандан не выполняет своего намерения. Кончается рассказ странно. Вроде бы Сандан внезапно прозрел, вроде бы не­ лепый страх его перед клеветой прошел: «Пусть говорят кому что вздумается. Мне теперь все равно». С точки зрения жизненной достоверности метаморфоза эта столь же необъяснима, как и пред­ шествовавший ей страх. Но в то же время Сандан вроде бы еще и не отде­ л ал ся от прежнего гнета, он с тос­ кой размышляет уже в самом конце повести: «Вот если бы и люди снова в меня поверили... Что сделать для этого?» Словом, перед нами неглубокое, про­ тиворечивое, несерьезное сочинение. Перед нами герой, мечущийся в страхе, запуганный невозвратимым, нелепым в наши дни призраком тридцать седьмого года. Мало привлекателен и главный герой рассказа Цэрэна Ш агжина «Летним ве­ чером». Дело происходит, видимо, в на­ чале или середине двадцатых годов. Мо­ лодой батрак Батор полюбил русскую девушку Катю, которая живет в кулац­ кой семье своей тетки. Молодые люди мечтают вместе уехать в город или на стройку учиться. Причем Катя настрое­ на гораздо болеё решительно, чем Б а­ тор. Тот колеблется, не знает, как посту­ пить: «Ну, что ты, Катя!.. Я парень... А ты — девушка. Куда ты пойдешь из до­ ма?..» Но смелая Катя настаивает, она буквально за руку тащит Батора к тет­ ке и заставляет рассказать ей о их люб­ ви и планах. Когда Батор это делает, то тетка и гости, которые собрались у нее в этот день, смеются над ним. Он убега­ ет и «с горя» напивается. А когда вер­ нулся домой, то увидел Катю, она при­ шла к нему уже с вещами. «Я ушла от тетки, Батор. Куда мы теперь?» Девуш­ ка совершила смелый поступок и еще более подтвердила им свою верность мечте и свою любовь. Заметив, что Б а­ тор пьян, она, имея на то, право же, все основания, дала ему пощечину. И тут Батор снова взвился. «Снова приступ