Сибирские огни, 1965, № 001

— И что это з а кровати такие, с музыкой, — сказал он, не повышая голоса. — Лучше на голой земле спать. Скорей бы уж в кедрач, в свою юрту... Он помолчал. — Так ты, паря, уж сказал бы, кто ты таков будешь! Никак по го­ лосу спознать не могу, чую, что мурашинский! Мурашинский! Они оба — мурашинские. Сейчас бы самый раз и мне перекликнуться с ними: «Эй вы, я тут, рядышком, и я, Нилка Бы­ строва, я тоже теперь ваша — мурашинская!» Но тут между мужчинами пошел такой разговор, что я сразу язы* чок прикусила. — Подзабыл, значит! Лесоруб грузно повернулся и то ли локтем, то ли коленом двинул по легкой стеночке. Я думала, стенка свалится на меня! — Макарычев я, соображаешь, ты, шишка кедровая! Снова тихо вякнула пружина — там, у двери. Мне показалось, что Кузеванов спустил ногу с кровати. — Какой-такой Макарычев? Уж не Евдоким ли? — Какой же еще! Он самый. — Вот те на! Разве тебе срок вышел? — Значит, вышел. — Да-а... — Что — «да»? — грубо спросил Евдоким.— Д а ты не шарься но­ гой, ложись... Сначала ответили пружины. Потом Кузеванов. Мягко, неторопливо. — Так ты, Евдоким, домой... или куда еще? — А куда ж еще! Не в кедровник же с тобой! Или, может, пригла­ сишь? — он говорил все так же грубо и вызывающе. — А? Кузеванов промолчал. И пружина промолчала. — Ты, Григорий Иваныч, так вот и ездишь все на Поперечную? — настойчиво спросил Евдоким. — Все три года, что без меня? И в тот годок, что меня взяли, и в прошлом, и нынче? Все ездишь? Кузеванов вздохнул, снова неторопливо улегся и еле слышно зевнул. — А что ж, и езжу. Только скучный это для нас с тобой разговор, Евдоким! И не надо бы его заводить. — Почему ж не надо! У меня из-за тех орехов три года из жизни повырвано! — Кто ж в том виноватый? Кулаки твои во всем виноватые! Я тебе худа не хотел... Говорю, лучше не надо об этом... — Что ж, раз про орехи не надо, — с тем же вызовом сказал Евдо­ ким, — давай тогда про Катерину! — А что про Катю! Девка как девка. Живет — не тужит. — В колхозе хоть работает или все с тобой?.. Твоей стежкой идет? — Это как придется. И сам я, и с нею. В институт она метит... Только, Евдоким, и про Катю зря... Не тревожь ты ни себя, ни ее. Вы­ кинула она тебя из головы, что тут поделать. Д а и родниться нам с то­ бой ни к чему... — Да ты что, Кузеванов, еще коня нет, а ты скок на телегу! Я ведь и не сватаюсь! — Во-вот, — торопливо говорил Кузеванов, — ты, как воротишься, приглядись — доярочки которые подросли, фельдшерица у нас в дев­ ках... как раз под твой характер... — Замолчи! — оборвал его Евдоким. И грохнул кулаком по стенке. И потом потише, но твердо: — Меня теперь не обмелешь языком. Не тот я теперь.