Сибирские огни, 1965, № 001
так будет всегда... Книги, читальня, веселая толкучка студенческой сто ловой, холодок ожидания в дни сессий... И еще было — два раза в году — в пушистую зиму и в долгое ягод ное и грибное лето — тесная для всего выводка Быстровых квартира на окраинной пыльной улице, тополиный снег под окном, сонные пере шептывания братьев и сестер, и в кухне, за круглым столом — отец, в очках, с карандашом над листком бумаги, и робкий его голос: — «Доча, можно почитаю?» — и вздох матери из угла, из-за ширмы: «То карь седьмого разряда, семья, заботы... а он до сих пор все стихами ба луется... Дите, дите неразумное... И что тебе с тех стихов?» — «А я для себя... Мне это нужно. А, может, и вам... Вон ей, дочке, нужно...» И начнет читать: про море, ветры, любовь, — а то вдруг склонится над сестренкой и запоет: Жизни вольным впечатлениям Душу вольную отдай... Мягкие отцовские губы, тонкие морщинки поперек лба, сутулые- плечи, живые, смеющиеся глаза — когда было это? ...Неужели это было? А теперь я лежу здесь, в этой чужой комнате, уткнувшись носом в шершавую суковатую доску... И неужели за мною, чуть зорька, приедет машина, и она повезет меня вдоль реки, и снова будут облака, отмели, серебристая вода, темно-зеленые сосны, тонкие осины, свисающие над водой сабли берез? Подумать только — уже сегодня я буду в Мурашах. И снова тре вожно стеснилось в груди и гулко забилась жилка в висках... Что-то бу дет, как меня встретят, что это за Мураши такие? Надо уснуть, уснуть, уснуть... Вот за переборкой те двое уснули — и тот, что рядом со мной, с го лосом, мохнатым, как сосна, и тот с приятным слабым голоском, что где-то в углу у двери. Объяснились как могли и спят. Я повернулась было спиной к переборке, но тут как раз мужчины— полежали, подумали — и снова затеяли разговор. — Откуда ж ты припер, что на трех машинах? — недоверчиво и упрямо спросил лесоруб. — С Большой Речки, что ль, или из-за Ка баньего? — Да почти что угадал, — охотно отозвался второй, — чуть в сто ронке, в излуке, поселушка наша... — В кедровник, что ль, по орехи? — помолчав, еще более низким голосом спросил верзила. — Ну да, на Поперечную. Опять угадал! Лесоруб с силой вдохнул и выдохнул воздух и отрывисто рас смеялся. — Угадал! Чего ж тут гадать? Ну, раз Кузеванов все тот же, все орешничает, значит, на Чикое все по-старому, мир не перевер нулся! Вот это интересно — они же знакомые друг другу? И не могли сра зу признать! Нет, никак не заснешь в этом «Старом кедре»! Я не -выдержала и снова, закутавшись вкруговую одеялом, повер нулась лицом к переборке. И снова лицом к лицу, ухом к уху — тонень кая дощечка разделяет нас — меня и лесоруба. А тот, кого он назвал Кузевановым, полежал-полежал, потом пру жина под ним сухо провякала — он, должно быть, сел.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2