Сибирские огни, 1964, № 12
Лигенза не слушала. Она выпила водку, потом вдруг обратилась к Альберту: — А вы что думаете об этом? — Глупец! Глупец! — разразился тот гневом. — Своей идиотской выходкой он довел до того, что сюда перебрасывают крупный воинский гарнизон. Проуешут леса и раздавят его. Это будет конец Рокиты, по скольку... Альберт не докончил, закурил папиросу, поблагодарил за обед. В своей комнате он разделся и влез под одеяло. От вина у него ломило в висках. Лежа в постели, он глядел на тонкие ветви берез в саду. По весен нему небу быстро ползли облака, — их мягкое, плавное движение на вевало сон... В два часа ночи его вызвал Яруга, прислав за ним «виллис». — В числе десяти пойманных бандитов есть один, который, похо же, принимал участие в убийстве вашего поручика. Мы будем допра шивать этого типа второй раз. Кличка его — «Медведь». Я хотел бы чтоб вы поприсутствовали при этом, вас ведь интересует? Альберт кивнул головой. Он не мог оторвать взгляда от лица Яру ги — синего от усталости и недосыпания, с налитыми кровью глазами. Голос Яруги звучал хрипло, дыхание клокотало у него в горле. — Я выгляжу, как покойник в отпуске?*— без улыбки пошутил он. — Самое позднее через неделю мы должны устроить показатель ный процесс. В Р. выедет военный трибунал. Следствие думаем закон чить в три дня, потом приговор и — в яму. Это, конечно, не излечит Ро- киту, но, по крайней мере, всполошит тех, кто на него работает. Око за око, зуб за зуб, майор! Они убили Рамуза, убили Ленору, отца Борови ка. Распяли на дверях нашего курьера Ясковяка. Четырнадцать лет бы ло парнишке, — шкуру с них драть! Ходили из дома в дом со списком, разыскивали наших людей. Старый Боровик пять лет просидел в гит леровском лагере, а через полтора года погиб от рук поляков. За что? За то, что вступил в партию, а его сын работает у нас. Ночью проез жала через город машина с пятыо русскими солдатами. Забрали их с собой и прикончили в лесу: сегодня привезли трупы... Возле Денброва ехали на телеге трое евреев с женами и детьми. Прикончили. И детей тоже! Вот урожай этих двух дней, майор!.. Он возбуждался, лицо его горело, как в лихорадке. — У Рутковского изнасиловали жену, истерзали мать Грегорев- ского. Если бы сегодня днем я случайно не заглянул в тюрьму, «Мед ведя» забили бы прикладами. Вы с ним сейчас познакомитесь. Рутков- скому, Грегоревскому и Боровику-сыну я дал неделю строгого ареста за попытку устроить самосуд. А как их наказать еще? Я ведь их по нимаю... *Он ненавидел. Ненавидел синим лицом, налитыми кровью глазами. Ненавидела каждая частица его тела. Он выглядел страшно, и страшна была его ненависть. Вдруг он закрыл лицо руками и, опершись локтями о стол, почти бессильно поник. — Кто-то у нас сыпет, майор, — сказал он тихо, без прежней исте ричности. — Роките известно о любом нашем шаге, у него есть списки наших людей. Я себя чувствую так, словно мне захлестнули веревку на шее. Меня задушат! Задавят! Он протянул руку к Альберту, схватил его за локоть и сжал. — Ты должен мне помочь! Ты здесь чужой, тебя не знают.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2