Сибирские огни, 1964, № 12
через которые проходил. Запомнилась Малая Токмачка, Пологи, Черниговка... Я записал их. Но потом решил, что эти городки и села никогда не забуду и без тетради, а к тому же никаких дневников на фронте вести не полагалось, я все за черкнул и положил тетрадь в чемодан. Нет, надо воевать! На третий день на «своей» полуторке, которая так и стояла у санчасти, я уехал в Султан-Салы. По дороге двигались два потока: один — те же эвакуиро ванные, теперь уже из русских придонских колхозов, другой — наши войска к фронту. Войск было много, свежих, хорошо вооруженных. Таких сил я не видел еще за все месяцы войны. Чувствовалось, что командование готовило какую-то большую операцию у Ростова. На аэродроме в Султан-Салы услышал тяжелую весть: — Вчера похоронили Кузьму. — Силеверстова? — зачем-то спросил я. — Дрался с «Мессерами» над Таганрогом... Упал недалеко от аэродрома... Похоронили там, на холме. Его могилу было видно от КП — еле заметный колышек обелиска. Я пошел туда. На могилу Кузьмы Силеверстова, моего друга. Я должен был. своей рукой бросить на нее горсть родной русской земли. Он немного сбил вра жеских самолетов, но скольким из нас он спас жизнь в воздушных сражениях! Человек, переживавший, что на нем был реглан с подгоревшей полой, любивший выглядеть всегда аккуратным, прямой во взаимоотношениях, настоящий товарищ. Я взобрался на макушку холма, постоял у свежей могилы, у дощатого обе лиска со звездой Техник вырезал из дюраля звезду и написал чернильным ка рандашом, широкими, жирными буквами, фамилию, имя, отчество и слова, посе янные, как и подобные могилы, на просторах нашей земли от Прута до Дона: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Ро дины!» В небе под серыми осенними облаками прошла с востока на запад группа «Мессершмиттов». Они летели, меняясь местами, ныряли в облака и выскакива ли. Наверно, были довольны вылетом, боем. Я посмотрел на них и подумал, что, возможно, среди них играет своей машиной асс, убивший Кузьму Силеверстова Стало невыносимо больно. Меня душили слезы. Долго смотрел я с ненавистью на удаляющихся «Мессершмиттов», на врагов моей Родины, моих личных врагов. Я вспоминал о наших первых могилах у западных границ СССР. Эта, над ко торой я склонился, была самой крайней на востоке. Будут ли они появляться еще дальше, за Доном? Тяжело было думать об этом!.. Возвратился я на КП и попросил, чтобы меня сразу же послали на боевое задание. Виктор Петрович выслушал мою взволнованную просьбу.' сказал свое обыч ное «хорошо» и вдруг спросил: — Ты что-нибудь слышал о летчике Посте? — Читал о нем, товарищ командир. — Знаешь, что такое глубина зрения? Я растерялся, не нашелся, что сказать. — Так вот, человек видит на должную глубину, определяя расстояние д в у мя глазами. Есть такие исключительные люди, которые заставляют выполнять все функции зрения свой один глаз. Ты, Покрышкин, не Пост — это он одногла зый летал и над сушей, и н^д водой. Не будем испытывать твоего умения приспо собляться. Поезжай-ка ты на своей полуторке за Дон, в Зерноград, и организуй там переучивание молодых летчиков на «Миг-3». Они у нас летают на «Чайках» да «ишаках», а вдруг нам подбросят все-таки новенькую технику. Я не соглашался. Инструкторской, школьной, тыловой рыботой веяло от это го поручения. («Шкрабами» называли мы школьных работников). Я сказал, что мне надо воевать, сражаться. Виктор Петрович продолжил тем же спокойным, увещевательным тоном: — Сначала денька три—четыре теоретически порассуждай с ними. Боевые эпизоды, наш опыт выложи, свои выводы преподнеси. Тем временем глаз заживет и полетаешь с каждьйи. Хорошо получится. Кому-то надо же готовить молодежь. Пожал я руку Виктору Петровичу, простился с друзьями и уехал на машине за Дон, в Зерноград. Никитин, Труд, Супрун, еще человек пять, совсем молодых не побывавших в переплетах войны, летчиков ехали со мной. Второй раз пришлось мне браться за подготовку молодых. Что ж, надо оправдывать доверие.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2