Сибирские огни, 1964, № 12

Девушка-официантка вытирала глаза передником. Мы поднялись со своих мест, постояли минуту. Было слышно всхлипывание девушки, на станции прокричал паровоз... Все опустились на скамейки. Тогда пошел от порога к нашему столу Лукашевич. Баянист тихо заиграл «Каховку». После ужина все окружили Лукашевича. Он показывал простреленные полы реглана и, смеясь, рассказывал, как выпрыгнул из самолета («Миг» попал в што­ пор, а высоты не хватало вывести самолет из штопора) и как приземлился почти рядом с немецким летчиком со сбитого «Мессера». Наши пехотинцы, преследуя немецкого летчика, стреляли по нему и по Лукашевичу тоже. Пока не услышали русскую речь. — Вот вам еще один живой пример полета тройкой! — не сдержал я своего возмущения. — Летишь, а тебя сопровождают, словно телохранители. В конце концов я же не комдив, чтобы меня так охранять! Дайте мне и каждому такую свободу в строю, чтобы я своими разворотами не заставлял одного выбрасывать­ ся на парашюте, а другого уходить черт знает куда! — Спокойно, Покрышкин! Расшумелся, как самовар. Сегодня тройкой ле­ тали последний раз, — Виктор Петрович произнес это решительно, как приговор, и направился к выходу. В общежитии, на своей подушке я увидел треугольничек. Первое за время войны письмо из Новосибирска. Маленький треугольничек проделал огромный путь и нашел меня у западной границы. Значит, там, в тылу, порядок. Об этом хотелось сказать вслух, всем. Письмецо воспринималось как что-то живое, забот­ ливо переданное мне сотнями рук, прикасавшимися к нему. «Во первых строках» Мария писала, что пришло извещение о нашем млад­ шем брате Петре, пропавшем на северном фронте без вести. Я прочел эти строки и вспомнил Петьку, малыша, затем подростка, волевого, сильного паренька. Где и как приняла его земля? В плен Петр не сдастся никогда! Я в этом был уверен. Вот уже война и забрала одного из нашей семьи. Нас было еще трое: двое на фронте, третий подрастает, идет по моим стопам. Дождется ли мать кого-нибудь из нас после войны?.. Далее Мария писала, что ее муж, Павел, тоже ушел на фронт, перечисляла двоюродных братьев, надевших солдатскую форму. «Деньги от тебя пришли, мама и я шлем спасибо». Хорошо, что получили от меня подмо­ гу. Приятно было сознавать это. Решил завтра же, утром, как только привезут к самолету, там, под крылом, написать домой весточку. На рассвете, под грохот артиллерии, надвигавшейся на Котовск со стороны Балты , наш полк поднялся с аэродрома и спешно перебазировался в юго-восточ­ ном направлении, на Березовку. Так началось отступление. 5 Летное поле под Березовкой находилось у самой дороги. Здесь я впервые увидел и почувствовал ужасы войны, увидел, как она всколыхнула народ, как глубоко нарушила машу жизнь. Пока мы стояли недалеко от границы, мы почти не видели беженцев, отступающих солдат. А у этой дороги... Медленно ползут повозки, запряженные лошадьми, волами. На повозках до­ машняя утварь, старики, женщины, дети, измученные, опаленные солнцем, серые от пыли. Кто-то натянул над собой цыганский шатер, выглядывают из шатра детские лица. Табуны лошадей, стада скота, перемешиваясь, разбегаются по дороге. Пыль движется тучей, окутывает все. Тракторы тащат комбайны. Гудят, требуют про­ езда автомашины. Стоим, углубившись в лесополосу, чтобы не так обдавало пылью, смотрим на эту печальную реку. Идут бойцы, раненые и здоровые, в ботинках и обмотках, в потных гимна­ стерках, без винтовок. Скатка шинели и котелок на ремне, тощий за плечами • вещевой мешок, в кармане или за обмоткой ложка. Подступаем ближе, заговариваем: — Почему вы без оружия? — Нет оружия. — Как так? — Не выдали. Говорят — не хватает. — Подберем у убитых — будет. Горько слышать и видеть все это. Вспоминаются страницы «Войны и мира», фильмы о гражданской войне. И приходят мысли о большом терпении народа, о могучей силе нашей страны, которая еще не всколыхнулась вся, не вздыбилась яростью.