Сибирские огни, 1964, № 12

Четырёх до восьми лет, тоже сидела за столом, и Петр' вытирал им губы и носы. Заговорили о семье, и Петр сказал, что он давно советует мате- фи выйти замуж, а она упорствует. — Каков поросенок,— сказала Лариса. На д Лизой он тоже подшучивал, а о матери говорил, что она лирик старого закала и принесла себя в жертву неопределенному богу СМУ-1. Лирики старого закала, которых он, впрочем, уважает, всегда живут на одном энтузиазме и потому не могут спокойно съесть куска: вечно их преследуют телефонные звонки — это, конечно, красиво и возвышенно, но «е современно. Теперь время строгого расчета во всем, даже в личной жизни и особенно в производстве. По его словам, он все время пытается научить мать, как заменить лирический энтузиазм расчетом, но из этого ничего не выходит, а все бы выиграли: «и производство, и ты сама, и д а ­ же я »,— сказал он. — А ты при чем? — Ах, мама! Каждый год на твоем дорогом лице появляются новые морщинки, и они огорчают меня. — Глупый,— смеясь, говорила Лариса.— Так он выражает свою сыновнюю нежность. Фигурой Петр был помельче Леднева, но, не в пример отцу, говор­ лив, шутил, хотя в лице тоже было что-то азиатское. Он с достоинством угощал Гурнова и вежливо отвечал на его вопросы. Когда Гурнов рассказал о своей встрече с Сашей Дроновым, Лари­ са ахнула: — Господи, ведь это Сашка — крановщик из бригады Козлова. А Петр сказал: — Завтра мама побежит его выручать. Как депутат. Как лирик лирика. Бесшабашные лирики всегда попадают в беду. — От беды никто нб застрахован, Петя,— сказал Гурнов.— Твой отец был сильный человек, совсем не лирик, а вот слепой случай... — Вы ошибаетесь,— прервал его Петр.— Мой отец тоже был лирик старого закала. Он жил на одном энтузиазме и, наверное, потому... так много успел сделать. Я его помню. От него всегда пахло потом и соли­ долом. И еще чем-то таким... ветром, что ли... что всегда хотелось за ним идти. Извините, вы, наверное, не знали моего отца... близко. Что-то жесткое зазвучало в голосе Петра, когда он говорил это. Женщины молчали, Лариса, казалось, думала о чем-то своем. — Да, да ,— примирительно сказал Гурнов.— Разрешите предло­ жить тост. Я предлагаю выпить за Алексея Леднева, выпить за него, как за живого. Как за человека, который жив, но отсутствует. — Конечно,— сказал Петр и поднялся.— Пьем за папу. Он утонул, спасая паренька-плотогона. Женька, ты за папу тоже пей. Мама, плакать запрещено! Улыбнись, мамочка. Вот так, Елизавета Андреевна, прошу вас. За папу. За Алексея Леднева. — Салют,— сказал Гурнов и тоже выпил за Алексея Леднева. ...Он налил себе полный фужер вина и, посмотрев сквозь него на дождь, выпил. За Алексея Леднева, за Ларису, за свое прошлое. Теперь оно больше не будет беспокоить Гурнова. Он захлопывает за ним дверь и, видимо, навсегда. Прощай, Лариса, женщина с янтарными волосами... Он ехал сюда, чтобы убедиться, не обокрала ли его судьба, когда он по­ терял эту женщину и отказался за нее бороться. Ну, что ж, убедился: судьба распорядилась правильно, разведя стрелки их жизненных путей. И все-таки целый день думалось о женщине в плаще, идущей под дождем. Шум дождя приглушал звуки, доносившиеся с улицы. Гурнов потя­ нулся в кресле, улыбаясь своим мыслям. Он узнал, что поезд прибывает