Сибирские огни, 1964, № 12

улыбалась. Нет, это не Лариса, это похожая на нее женщина, совсем другой человек. Сердце Гурнова сжалось. — Они сказали — друг детства,— сказала Лиза, ставя стакан с водой. Лариса усмехнулась, потом тихо рассмеялась. Не изменились толь­ ко волосы, они были все того же янтарного оттенка и по-прежнему гу­ сты. Гурнов успел разглядеть в них седину. Он любил эти волосы и пом­ нил их. Он помнил ее лицо, но теперь оно было совсем другим. Нет, чер­ ты липа были те же, он узнавал каждую из них, и все-таки было в этом лице что-то пугающе чужое, незнакомое. Лариса смотрела на него изу­ чающе, все с той же спокойной улыбкой. Он встал, протянул через столы руку: — Хотите яблоко? Она взяла яблоко и, улыбаясь, глядела на него. Неужели эта жен­ щина с обветренным лицом — та Лариса, которая называла его Ричар­ дом III и, шаля, разрисовала однажды помадой?.. Всезнающий прищур глаз, морщинки... — Правильно, друг детства,— сказала она, все еще любуясь ябло­ ком.— А ты не изменился, Александр Иванович. Даже боязно: ты все еще молодой. — Я седой, белый. Погляди на меня. — И седой, и представительный, а не состарился. Слышишь, Лиза, Александр Иванович, когда-то вот так же поманил меня яблоком, и я пошла. А тебя чем поманили? — Уж не помню,— засмущалась Лиза.— Мы ведь своей волей идем, когда время приходит. — Ах ты, лиса хитрая! Ну, как мне тебя принимать, Александр Ива­ нович? — Меня не надо принимать,— сказал Гурнов.— Ты работай, а я по­ сижу в приемной. Вот начал печатать твои приказы. — Какая уж работа, если приехал друг... детства! — сказала Лари­ са.— Ну, проходи ко мне. В ее кабинете стены, как в прорабской Вани Синичкина, были з а ­ терты спинами и тоже пахло солидолом. Вспомнилось, как с>н однажды заходил в кабинет Леднева, так же обитый полосатыми обоями. Там бы­ ло полно народу, кричали, Леднев с тугими морщинами на коричневом лбу держал у уха трубку и что-то писал... — А я про тебя от знакомых слышала,— сказала Лариса.— Д ум а ­ ла, какой же ты стал. Значит, ты все в Москве? Ну, здравствуй, старый москвич. А я забывать стала Москву. Позапрошлый год была, на Чистых Прудах заблудилась. И одеваться по-московски разучилась: некогда. Юбку погладить некогда. Замуж выйти некогда. Ты что молчишь? Изу­ чаешь меня? Сейчас я неинтересная. Она была все еще интересна. Он понял, что незнакомо ему спокойст­ вие этой всезнающей улыбки, мужская уверенность движений. Годы? Да, годы. Лицо Ларисы покрывал не румянец, а загар, и не тот, что ровно и нежно ложится после лета, проведенного на юге, а тот загар, что входит в кожу вместе с ветром и пылью, с морозом и слезой, выбитой из глаз. Помнится, на щеках у нее были еле заметные веснушки... — Странно,— сказал он, оглядываясь.— У тебя кабинет, как у Л е д ­ нева, там, под Москвой. — Стандарт,— сказала она.— У меня это девятый, и все одинако­ вые. Ну, давай поглядим друг другу в глаза. Как ты живешь? Господи, какой же ты шикарный, Саша! Наверное, нравишься еще женщинам? — А ты акаешь, как кореная москвичка,— сказал он. — Правда? — удивилась она.— Неужели не отвыкла? Мне нравит

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2