Сибирские огни, 1964, № 12

все собрание смотрит как-то доверительно на Кудрявцева, охотно и радостно сог­ лаш аясь с ним. А Иван Липантьевич, не меняя позы, низко склонил голову. Все ждут, что скаж ет он. Проходит минута, вторая, он все молчит. Видимо, согласиться с Куд­ рявцевым , Осиповым, Жибровым, согласиться с собранием он не может, а вы­ ступить против не решается. Это и есть, очевидно, его последнее слово... А жаль: все-таки не хотелось терять его! Но ничего не попишешь: жизнь распоряжается по-своему. Она отнимает у нас Никифорова, такого Никифорова, каким мы хотели и ожидали увидеть его, подъезж ая к Чарышской. Но она же открывает нам новых друзей и союзников: чарышских партизан Плотникова и Кокорева, Омутных и Останина, малобащелакских Жиброва и Осипова, она да­ ет нам Ивана Никаноровича Кудрявцева. С их помощью, их глазами мы начи­ наем видеть обстановку того сурового времени, когда жила и воевала ставшая теперь легендарной Первая Горно-Алтайская дивизия, предводительствуемая ее легендарным командиром... Солонешенсние встречи Чем дальше на юг, тем выше горы, тем гуще и темнее леса на них, тем хо­ лоднее и быстрее реки, чище ледяной воздух. Миновав белоголовую Будачиху, на которой в восемнадцатом году был впервые ночью потрепан отряд Сухова, скатываемся в узкую долину, с россыпью почерневших от времени домов и домиков, окруженных лиственницами и тополя­ ми. На горе, в центре селения, под вековыми деревьями — школа. Рядом гро­ моздится разрушенная деревянная церковка. Вдоль улицы, разделяя ее на две стороны, бежит небольшая, но говорливая речка Куевада, сбегающая из отрогов. Горы с трех сторон. И утром на домики падает тень Боданицы-горы, в полдень — Вострухи-горы, а вечером — Лы ­ сухи. Это Демино — родина Второго полка и его командира Петра Дмитриевича Кокорина. Переночевав в школе, возложив венок на могилу Кокорина и побеседовав с местными партизанами, едем дальше. Снова — дорога... Впрочем, наша сегодняшняя дорога, пробирающаяся среди гор, больше напо­ минает козью тропу. Ныряем по ней, как судно в море, то вверх, то вниз. Вдруг наползает туча. Идет дождь. И наша горная дорога моментально пре­ вращ ается в болотную трясину. Толкаем машину руками, плечами, грудью, ру­ бим придорожные заросли черемухи. Пускаем в дело лебедку... Через четыре часа едва одолеваем расстояние в двадцать километров — и вдруг в потоке солнечных лучей, внезапно пробившихся сквозь растерзанные ту­ чи, вкатываем в Солонешное. Мелькают домики с красными и синими налични­ ками, книжный магазин, кинотеатр, и мы — у голубого двухэтажного здания, окруженного стеной тополей. Въезжаем во двор и располагаемся в парткабинете, сегодня наша гостиница здесь... Утром иду в сапожную мастерскую: мои ботинки «запросили каши». В ма­ стерской около двух сапожников сидит человек ^ шесть местных мужиков. Р а з­ говор идет о том о сем. Пока молодой, но глухой парень, быстро и ловко орудуя шилом, чинит мой ботинок, расспрашиваю мужиков о Третьяке. Кое-кто его зна­ ет, большинство — нет. Старший мастер говорит: — Знаю! Известный был партизан... Но когда я рассказываю , что в свое время Третьяк был репрессирован, а до приезда на Алтай жил в Америке, он запросто предполагает. — Да, наверное, он действительно был шпион... Вот так фунт изюма! , Однако я не успеваю раскрыть рот, как в разговор вмешивается щербатый и неприметный мужичок, до этого молча сидевший на корточках в углу. — Будя брехать-то, — говорит он. — Я у Третьяка в Бииске жил. Это на­ стоящий человек. Он меня, беспризорного мальчишку, подобрал, обогрел, облас­ кал, в детскую коммуну определил. Хотел, чтобы выучился я, человеком стал. Только дураком я был, сбежал оттуда. Теперь локоть кусаю, да уж годы про­ шли!.. А ты говоришь — шпион! Эка дубина!.. Говоривший не на шутку рассердился. Мастер даже не нашел слов для сво- Я же записываю «показания» и приглашаю мужичка прийти сегодня на пар­ тизанское собрание. , Наученные опытом прошлых встреч, мы сразу же рассказываем на собра­ нии о трагической судьбе Третьяка и его бывших помощников, об их реабили