Сибирские огни, 1964, № 12

— Звиняйте, товарищи... Приболел я... — говорит он, настороженно под­ сматривая на нас мутноватыми глазами, какие бывают у людей, порядочно по­ живших. Даж е под одеялом видно, что это человек крупный. Большие руки, бритая голова, седые висячие, запорожские усы. Увидев Ягушкина, который когда-то был у него помощником, удрученно машет рукой: — Давно ведь уж я тебя не видел... Много ведь партизан-топоумирало... Да и на последней войне много осталось... И снова тяжело полувздыхает, полустонет. Но, когда ему сообщают, что завтра в райкоме должна состояться конференция партизан, он оживляется и неожиданно окрепшим голосом говорит: — А куда вы без меня? Я ведь здесь хозяин-то... . И снова зорко, настороженно посматривает на нас. Он не только «хозяин», как он выразился, имея ввиду свойавторитет сре­ ди партизан района, но и — это видно — единственная голова своему дому. Да и то сказать, он — живой корень громадной семьищи. У него шесть сыновей и дочь. Двадцать пять внуков и одиннадцать правнуков. Из этого семейного ба­ тальона тридцать человек живут в Чарышской... Почти благоговейно рассаживаемся вокруг и начинаем разговор. Однако о » идет туго. К нашему великому огорчению, на все вопросы, и особенно на вопро­ сы о Третьяке, Иван Липантьевич, на чью память мы так рассчитывали, отвеча­ ет весьма неохотно и односложно: — Не помню уж... Тогда Сокуров, отказываясь на время от расспросов о Третьяке, просит хо­ зяина рассказать о себе. Тот отнекивается, хоть видно, что рассказать е м у хочется. — Ну, ладно, так и быть, — соглашается, наконец, он, — я вам расскажу все по порядку. А вы записывайте, да не путайте. Другие вам так не расска­ жут... И начинает заученно, как давно вытверженное, рассказывать: — В шестнадцатом году ранили меня. Выздоровел. Хотели отправить на фронт снова. Не успели: началась заварушка. Сперва — революция, а затем — и гражданская. Ну вот, в девятнадцатом это было — находился я дома, сеноко­ сом занимался. Прибегает вдруг ко мне на покос нарочный: — Беги на сборнюГ Сейчас восстание начнем... Прискакал я, а там уже народ собрался. Будь, гово­ рят, командиром. Я на отца смотрю. А он говорит: — Р аз выбирают, иди! Ну, стал я командиром. Выехали мы в Боровлянку, прижали казачишек к Чарышу. Потом они подошли, казачишки то есть, с подкреплением, Прижали нас в угон. Мы в кустах-то, как харыозишки, и бегаем. Ну, ничего: побегали-побегали — отсиделись. Ушли казачишки. Тогда решили мы всех казаков чарышских, кото­ рые остались, собрать и на Бащ елаки гнать: уж больно они мешали нам. Стали собирать. Забежали на Чиркову пасеку. Смотрим, а там Третьяк сидит, большу­ щий, в крагах. Ну, — говорю, из этого дров много будет... — А что он делал на Чирковой пасеке? — спрашивает Сергей Пет- рович. „ , — Вот и мне тоже интересно, — вопросом на вопрос отвечает Никифо­ ров _ Что ему было нужно на пасеке богатого казака Чиркова?.. Да... Ну, од­ нако, погнали его вместе с казаками, а он в Сибирячихе, на Змеиной горе, пока­ зывает партбилет... — Какой партбилет? — А кто ж его знает, какой! Нешто мы знали тогда, какой билет — насто­ ящий, а какой — нет. Однако, сдается мне, написан он был по-иностранному и по-русски... Не знаю уж, что за билет. Ну, только дали ему лошадь и водили за собой, не допуская к работе. А дела наши шли в то время не очень чтобы важ­ но. Серебренников гонял нас шибко. Надо было думать, как нам быть. Собрали совет. А в это время входит Третьяк: — Пустите, говорит, я партизан! Ну, пу­ стили. Он и присоветовал — наладить единую связь... Иван Липантьевич замолкает, всем своим видом показывая, что он сказал все, что можно было сказать по этому поводу. О связи же между частями, пред­ ложенной Третьяком, говорит он так, что не понять, одобряет он это предложе- ние или осуждает В разговор вмешивается Дмитрий Георгиевич Ягушкин, бывший в то время помощником у Никифорова. — Да, в этот раз противник рассек нас на две части, — поясняет он. Часть партизан была оттеснена к Чумышу. Другая, в которой и наш полк был, оставалась здесь, в Причарышье. Надо было, конечно, объединиться, связь нала­ живать. Так ведь, Иван Липантьевич?.. Иван Липантьевич морщится. Ему явно не по нутру слова его бывшего по­ мощника. Но теперь это уже не помощник, а член экспедиции, «начальство», как, видимо, кажется Никифорову.