Сибирские огни, 1964, № 12
после чего они нашлись. Другое яблоко он подарил администраторше, и она вышла проводить его на крыльцо подъезда. Цвет кожи у нее был удивительный, и они поговорили еще, потом он проголосовал самосвалу, и машина помчала его по избитой лесной дороге. В ту сторону, громы хая, шли машины с раствором, на длинных платформах везли панели, и трава по краям дороги была серой от пыли. Минут через пятнадцать он оказался в новом квартале строящихся жилых домов. Гурнов вышел, огляделся. Часть домов была заселена и обжита, другая строилась во всех стадиях готовности: тут стучали молотками плотники, прибивая ши фер, там рычали бульдозеры, готовя котлованы. — Вот ее объекты,— сказал шофер.— Подале — НИИ, за бором еще жилмассив, а контора на бугре. Вон в ту сторону пойдете. От массы работающих машин стоял шум, но во дворах заселенных домов уже гомонила детвора, на балконах висело белье. Всюду по лесу желтела перекопанная земля, гудел где-то компрессор, у толстой трубы трещал и сверкал огнем сварщик в джинсах с медными бляшками. Ка рапуз в плавках упрямо лез на кучу глины и, сорвавшись, заорал. Свар щик достал его из канавы и, поставив на ноги, хлопнул по задку. Гурнов не знал, как в этом хаосе искать Ларису. «На пятый пошла», — говорили ему, когда он спрашивал, и Гурнов шел в указанном направ лении по тропинке среди березняка, мимо котлов, в которых варили гуд рон, переходил по мосткам через канавы и упирался в стену строящегося дома или в край глубочайшего котлована. Ее объекты... Он вспомнил ту подмосковную стройку, где работал прорабом. Там тоже все было изрыто, варили в котлах гудрон, и стоял хаос и столпотворение. Сейчас то место — пригород Москвы, дома уже постарели, вдоль тротуаров — большие постриженные деревья, на ули цах людно и шумно. Странно все-таки: ее объекты... Это даже хорошо: встретиться здесь, на «ее объектах»: вот приехал, знакомлюсь с горо дом, здравствуй. Он остановился у огромного котлована. На фанерном щите было на писано: «Участок Ивана Синичкина». Ниже мелом добавлено: «Сини ца — гордая птица». По краю котлована похаживал кран, из его кабины высовывалась шестимесячная завивка, а в яме работали коричневые от загара бетонщики. — Я ищу Ларису Васильевну,— спросил Гурнов. — Была,— ответили из котлована.— Поглядите в прорабской. Но и в прорабской — вагончике на колесах — никого не было. Гур нов вошел и огляделся. Вдоль стенки — затертые и отполированные до ■блеска лавки, в крыше круглая дыра для печной трубы. Пахло солидо лом, в углу стоял бачок с прикованной алюминиевой кружкой. В его про рабской двадцать четыре года назад все было так же: в том же углу сто ял мятый цинковый бачок с прикованной гремучей кружкой и был тот же запах солидола, махорки и глины. Изменились только настенные укра шения: у него в вагончике висели два плаката — «Все, как один, вступим в Осоавиахим» и Мопровский: «Освободим узников капитала»; на осо- авиахимовском плакате ворошиловский стрелок метил по фашисту в кас ке, и было видно, как он точно попадает в область сердца. Здесь всюду висели диаграммы, схемы, кривые роста, и среди них маленький порт ретик Вали Терешковой. Гурнов попытался читать и, к своему удивле нию, легко вспомнил все эти полузабытые слова: норматив, прогрессив ка, наряд. Он вспомнил даже, как с бригадирами «закрывал» эти самые наряды, а рабочие сидели в прорабской, курили, разговаривали и кто- нибудь подходил и, гремя кружкой, пил из бачка. Однажды он работал в прорабской, лил дождь, вдруг вошел Леднев и с ним в мокрых плащах человек десять начальства. Кивнув вставшему
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2