Сибирские огни, 1964, № 11
кий сухой старичок с копной совершенно седых волос. Дочь, вероятно, предупредила его о цели посещения гостя; он поздоровался с Альбертом очень сердечно и тотчас принялся открывать ящики и выкладывать на стол груды каких-то записей и блокнотов. — Не знаю, буду ли я в состоянии удовлетворить ваше любопытст во: ведь уже двадцать лет прошло с тех пор, как я работал над моногра фией об Ольбрахте Ласком. Последнее время память особенно начинает подводить меня. Но у меня сохранились все записи, они очень разборчи вы, быть может, они пригодятся вам? — Я пишу работу о Ди и Келли и об их пребывании в Польше. Дела Ольбрахта Лаского интересуют меня лишь постольку, поскольку они свя заны с личностями этих двух английских чародеев. Прежде всего мне ж е лательно было бы установить причины, по которым Лаский привез их в Польшу. В своей монографии вы немного об этом писали, вот почему я разыскал ваш адрес и приехал сюда. Учитель покинул стол с грудами записей и с пачкой папирос в руках подошел к Альберту. Щуря близорукие глаза, он заглянул в лицо гостю -серьезно, изучающе и с искоркой иронии, наконец. — Это очень странно, — сказал он. — Вы имеете в виду причины приезда чародеев? Он рассмеялся: 4 — Нет, причины вашего приезда... Кончики пальцев Альберта, которыми он подавал учителю зажжен ную спичку, дрогнули. Рамуз рассмеялся опять: — Очень странно, что есть еще люди, которых занимают подобные вопросы. Время, в которое мы живем, не слишком-то способствует таким увлечениям. Я смотрю на вас и не могу надивиться: неужели вас не под хватила борьба за власть, страшная, кровавая борьба, которая идет в нас самих и рядом с нами? — Нет, — твердо отрезал Альберт. — А проблема выбора? Н а какой стать стороне? — Я уже выбрал. Учитель смутился. В замешательстве он потер ладонью лоб, щеки, пригладил волосы. Альберт постарался смягчить свой резкий тон: — Я три года пробыл на фронте. Разве не имею я права считать, что война все-таки кончилась? — Простите, не для всех. — О, да! Я вчера приехал сюда поездом, на который совершили н а лет. Убили несколько человек. Н а моих глазах из купе вытащили красно армейца и пристрелили его возле вагона. Рокита... Кто это, к черту, такой? Учитель не отвечал. Шелестя войлочными туфлями , он прогуливал ся по кабинету. Монографию о ЛаЬком он написал, должно быть, в мо мент мимолетной вспышкилстрасти к науке, а теперь, возможно, думал об этом даже с некоторым смущением. Он принадлежал, скорей всего, к типу педагога, а не исследователя прошлого, его привлекало то, что ж и вет, а не умершее. Поэтому в разговоре с Альбертом история Лаского все время отходила на дальний план, на переднем ж е оказывались д р у гие, самые животрепещущие вопросы, терзавшие учителя. — Сразу после освобождения, в сорок пятом году, коммунисты н а шего города выдвинули меня на пост директора гимназии. Я всегда был либералом, рационалистом. Вспомнили, что когда-то я выступал против влияния церкви на школу, что симпатизировал левым. Мне велели вос питывать молодежь. Но, простите, молодежь не воспитаешь под стеклян ным колпаком. Перкун, знаете ли, тоже был учителем, воспитателем. Во время войны он провел в наших местах несколько удачных боевых опера-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2