Сибирские огни, 1964, № 11

Н а ч т о рассчитывает этот гл у п ы й ¿ле- до в ател ь? Что «враг» перестанет быть врагом , ч то он не передаст на волю ни­ чего важ н о го ? Что его сын вы д а с т его и не п о зв о л и т ничего передать? Сын, в те минуты не зам ечавш ий этих м елочей , потом должен был п о н я т ь , что его разы грываю т. Слишком я в н о здесь в еж л и в о е отношение к «врагу». О тец его п одч ерки вает. Он говорит про д я дю Ко­ сого: «О н вызвал тебя по моей просьбе». К а к и е могут быть просьбы у вр а га ? К о гд а Федор — уже позже — отрека­ ется от о тц а и когда его приним али в партию , он должен был п о д ум а ть об этом. Но у Конецкого все сходится. Сы н тут же в с ем у верит, кричит: «П р ед ате л и !»— и подпи сы вает бумагу. Ему н е бросаются в глаза с л о в а дяди Кости: «С институтом, я дум аю , у вас все б у д е т в порядке». Он не сопоставля­ ет их со сказанными вначале: « ...и з ин­ сти ту та у ж е выгнали?», не понимает, что н а д ним издеваются, даю т понять, что возвращ ени е в институт он к у п и л сейчас, э то й своей подписью. К ак автом ат, как заведенный автором робот соверш ает свой поступки Федор К ам уш ки н . О тец хочет спасти веру сы н а в рево­ люцию. Д елает он это тем, что убивает веру в се б я . Но для сына р ев о лю ц и я — это и е с т ь отец, такие люди, к а к отец. Он ю н ош а, и он верит в людей, а не в идею. И если ложью, обманом оказался для н его любимейший человек, то как он м ож е т верить в других та ки х ж е лю­ дей. Т ем более, не один, — а тысячи таких, к а к он (об этом не мож ет н е знать Федор), оказались «врагами народа». Н икако го покоя, о котором м е ч т а е т для •Федора о тец , у него не будет. Э тим при­ зн ан ьем он убьет сына навсегда. От мук совести, от подозрительности, от ощуще­ ни я неполноценности ему не избавиться. Но Ф е д о р у Конецкого ч е р е з год вступ ает 6 партию. Он идет ту д а, где так ловко «маскировался» долгие годы его «вр аг» — отец. - Т ак м о г поступить только опытный к а р ь е р и с т , циник, но не юноша, у кото­ рого в ч е р а отняли веру. Ли тературны й герой Конецкого не вы­ д е р ж и в а е т подлинной трагедийности. Он еще з а б а в ’ен, еще похож на се б я , когда надо в о е в а т ь со штормами или острить по по во д у пошлости пошляков. Но на­ грузка исторических чувств д л я него об­ р ем ени тельн а. Он т у т ж е ищет помощи на стороне. Он н е может стать на м есто радиста К ам уш ки н а, пережить происш едш ее с ним, к а к пережил бы сам К ам уш кин , а не к то -то другой. Он кон струиру ет его по св оим литвоспоминаниям, по образу читанного, а не пережитого. И н а Камушкина надевается маска «м ал ен ько го человека». К ам уш к и н — это А к а к и й Акакиевич, пострадавш ий не от «значительного лица», а от войны и от культа. А к а к и я Акакиевича с п а с а л а шинель, К ам уш кин а — его п ередатчи к. Через него о н приобщается к м иро вым событиям, к а к Акакий Акакиевич п р и о б ­ щался к ж и з н и Невского. И живет о н в таком районе Л е н и н гр а ­ да («...в тех м естах, которые никогда не попадают н а видовые открытки, гд е все еще много сы р о й тишины, запаха г р я з ­ ной воды, гд е берега каналов не з а б р а ­ ны гранитом ...»), где может жить т о л ь ­ ко Акакий Акакиевич, и фамилия у н е­ го — К а м у ш к и н (почти Б а ш м а ч - кин), и т а к ж е он любит свою р а б о т у ключом, к а к Акакий Акакиевич лю бил чистописание. И из этих-то тесных улочек, необлицо- ванных с т а р ы х набережных вы п лы в ае т комната К ам уш кин а в океан, н еся на своей палубе «маленького человека», к о ­ торого не»- у б и л а история. Как это трогательно правдоподобно и симпатично лживо! Эволюция г е р о я Конецкого н еи зб еж ­ на. Грубый и лихой вчера, он с е г о д н я требует ж а л о с т и к.себе, сочувствия, по­ нимание его несостоявшейся су д ьбы . Мужественность и твердость сл етаю т с него, 'к ак пы ль.. Чувствительно-печаль- ными сим вол ам и украшает он это тр е б о ­ вание. На столе у Камушкина стоит м а л е н ь ­ кий кораблик. Он подобрал его на о с т р о ­ ве в далеком северном море. Когда-то мальчишки п устили его в плаванье, он мотался по свету, и вот его вы б р о ­ сило здесь, н а безжизненные к ам н и острова. Его у в и д е л а женщина, с которой п л а ­ вал и которую любил Камушкин. Лю б ви , конечно, не получилось (иначе К ам уш к и ­ на не за что бы ло бы жалеть). Но к о р а б ­ лик остался к а к воспоминание о ней, к а к воспоминание о странствиях по больш им морям. Камушкину даже снится сон, что он живет с ж енщ и н ой на кораблике, и х о т я он маленький, «не всем маленьким с у ж ­ дено м ал ен ько е плаванье». Такими сентенциями изобилует по­ весть. Она в с я литературна, ассоц и ати в­ на, несамостоятельна. Символы и сны нагнетаются сюда, к а к из насоса. И — тут же выходит, к а к воздух из проколотой камеры. Так уходи т жизнь и из рассказа К о ­ нецкого « Е щ е о войне». Это лучший его рассказ. В к н и г е «Луна днем» он ст о и т как образец зн ани я Конецким ч е л о в е к а . Рассказ абсолютно точен по ч у в ствам . Любой м а с т е р мог бы позавидовать, к а к знает К он ецкий женщину, как он оп и са л ее в м ед сестре Марье Степановне. Но интрига здесь совершенно и с к у с с т ­ венна. П р и е зд мужа, заставшего М ар ью Степановну в е е слабости, случаен, ло ­ жен. Он не поддерживает п р ав ди вы х чувств этой женщины. И о стается только женщина. Ж е н щ и ­ на без войны , потому что война т у т ни при чем, э то могло быть и не на войн е.