Сибирские огни, 1964, № 11

В ее глазах он прочел презрение — такого презрения он никогда не видел в глазах женщин. Нет, — больше чем презрение, — отвращение, какое испытываешь к пресмыкающемуся, испуг за него и за себя, за ту мысль, которая одурманила их несколько минут назад, наконец, гордость з а себя, что она одумалась в последнюю минуту. Презрение и гордость — последнее, что он читает в ее лице. Вначале он удивлен — все так неожиданно, — ошарашен, унижен, уязвлен. Больше им ничего не суждено было сказать друг другу. Он видит, как супруги направляются к хутору: она впереди, держа его за руку. Он видит, как они поднялись на холм. Мгновение они кажутся ему нереальными тенями на фоне неба, где- на востоке пробивается свет из-за черного, тяжелого скопища туч. Они поворачивают на север. Нильс видит, как они исчезают во мраке, окружающем хутор, сливаются с постройками, кустами, деревьями. Он остается в своем непонятном одиночестве. Раньше, оставаясь один, он чувствовал себя победителем, которого любили, жаждали. Теперь впервые он покинут, обманут, одинок. Это так непривычно, что он не сразу приходит в себя посла этого оглушающего удара . Черт побери этих женщин! Он злится, ругается, сквернословит, на языке у него только одни про­ клятия. Он начинает вспоминать. Вспоминает момент, когда все замерло в ожидании того, что он сделает, — море, небо, ветер, — когда две жиз­ ни должны были слиться воедино (две — за счет третьей!) и никто не мог нарушить этого единства. Он вспоминает тот миг, когда спали чары. Словно дрожжевое тесто, поднимается в нем злость против Карин, против самого себя. И моря. И ветра. Против звезд и земли, и людей, и ему хочется кричать о своей оби­ де, излить свою горечь за все на свете; он не может ни на минуту успо­ коиться. Решительно он поворачивается, что-то ища по обе стороны тропинки и, наконец, находит крепкую сосновую палку. Лошадь отступает перед ним, будто понимая, что произойдет. Она пятится от него, сильно натягивая уздечку, привязывающую ее к стволу сосны. — Ты у меня побрыкаешься, сатана! Он бьет лошадь, ничего не видя, не соображая. Удары сыплются бес­ порядочно, без цели. Лошадь рвет повод, бежит по траве к югу, домой, ее копыта громко стучат о землю. И опять он покинут. Это уж слишком! Одинок и предан. Его самолюбие так уязвлено, что он чувствует это почти физически. Будто его самого отстегали плетью. Он встал на колени, закрыл лицо ру­ ками, голова его низко склонилась, касаясь колючей травы. И тут произошло нечто удивительное. Этого не случалось с ним с детства. Сначала начали сотрясаться плечи, потом все тело, словно при­ бой, плещущий вдоль берега; на некоторое время ему стало легче, боль душевных ран утихла. Он рыдал. ...Раннее весеннее утро покрывало все росой. Он отправился в путь. Они там, дома понапрасну стучат сейчас в его дверь. Он далеко, и он все спешит: пусть между ним и округой ляжет такое расстояние, чтобы вряд ли кто-нибудь последовал за ним. Перевод с датского А . Я . ЭМЗИНОЙ.