Сибирские огни, 1964, № 10

— Это мне тори з а Шиктолок, а за Чирокчану вырвет остатки Бо- гыдя, — засмеялся парень, ложась на траву. Амурча не знал, что это был Тога, у которого не хватило оленей для выкупа Шиктолок. * * * Через неделю Чабун один налегке ушел в свои кочевья, чтобы з а ­ брать все хозяйство и перегнать в леса Кимчу своих оленей. Ему нужно было за Чирокчану отработать на семейство Молошко год и одновремен­ но как-то поддерживать свое жилье. Чабун оставил мать и жену в новом чуме, подаренном ему Микпанчей, а сам заторопился на Хопэ. Он сиял от счастья. Дорогой останавливался только потому, что этого требовали олени. Сам же мог теперь идти без сна -и без пищи сколько угодно. Время шло, а Амурча не возвращался, и никто в его чуме не вспо­ минал о нем. Микпанча был полон любви. Шиктолок, до того бездетная, ощутила в себе что-то новое, неиспытанное. Она уже привыкла к коньку с его постоянным свистом-жалобой «Видишь, видишь ты...» и не дум ал а о муже. Где-то в глубине сердца она хотела, чтобы Амурча никогда не вернулся. Но она гнала эту мысль, хотя и знала , что только после смер ­ ти мужа, по обычаю, она может перейти к Микпанче как законная жена. Микпанче страшно было подумать о том, что он хотел когда-то уйти в чум сестры. Он скрытно следил за каждым шагом Шиктолок и берег ее не меньше, чем ревнивый ремез свою подругу. А мысль о скором при­ езде Амурчи всегда з а с т а в ал а его врасплох. И, словно боясь оставить недопитым сладкий сок из только что подрубленной березы, редко стал покидать чум. Он смотрел в глаза Шиктолок днями, берег ее сон ноча ­ ми, чтобы утром снова смотреть в них и видеть в ее зрачках свое о т р а ­ жение. Такое душевное состояние короедом подтачивало его силы. Мик ­ панча потерял интерес к охоте, к состязаниям, догляд за оленями он поручил Чабуну. Микпанча походил теперь на одинокое дерево, у кры ­ вающее вершины гор, у которого сильные ветры ободрали все сучья с наветренной стороны и согнули вершину. Ему казалось, что мозг его высох и как зерно ореха в скорлупе болтается в черепе. Все это время днем возле него преданно сидела Чирокчана, а ночью не оставляла Шиктолок. Чабун зарезал оленя и выкинул на шест жертвенную шкуру. Он заходил к Микпанче редко и, улыбаясь, говорил: — Микпанча, скоро будет зима, ты не з абыл о лыжах? Я жду со­ стязаний. И уходил. Как-то Шиктолок принесла коробицу подернутой синевой черники. Микпанча не слышал, к а к она зашла и поставила возле него ягоду. Он спал и видел сон, будто Поводливый смотрит на него и ласково лижет ему руку. Шершавый я зык уже сдохшей собаки был так ясно ощутим на руке, что он проснулся. Микпанча сел, увидел Шиктолок и почув­ ствовал себя хорошо. — Но почему Поводливый лизал руку не тебе, а мне? — спросил Микпанча после того, к а к рассказал ей сон. — З а последнее время его больше кормила ты. — Можно быть с другим, а хозяина забыть нельзя, — ответила рассеянно Шиктолок, з ан я т а я уборкой в чуме. Микпанча насупился и притих. Прошло немало времени, пока он решился спросить: — Неужели ты сделала бы так же, как Поводливый?