Сибирские огни, 1964, № 10

шина занял свое место в глубине чума прямо против двери. По обе -стороны от него, подвертывая под себя ноги, садились друг возле друга богатые люди, з а ними шли бедные и, наконец, у самых две ­ рей разместилась голытьба. Амурча сидел рядом с судьей среди седого­ ловых стариков и самодовольно оглядывал всех. В чуме стоял шум, по­ ка шулинга не поднял руку. — Вы пришли на балягу и принесли с собой свои обиды, — начал шулинга. — Вы их копили долго, а сегодня расскажете о них всем. Н а ­ род послушает и правильно рассудит ваши дела. Шулинга замолчал. Настала чуткая тишина. Треск дров р а з д а в а л ­ ся точно в пустоте. Никто не решался начать, и шулинга напомнил: — Народа стыдиться — бесстыдство д е рж а т ь в своем чуме. Шу- линги бояться — правду схоронить. Баляга строга, но сердце народное — чисто. В дальнем углу з а ер з ал на месте сморщенный старичонка, потом у него странно задергался подбородок. Все смотрели только на него. — Я скажу вам, добрый народ, мою обиду. Я шел с Кордакана на Агон и на пути увидел мертвую сестру Кемуры. Это куда годно? Б о ­ лезнь перейдет в кого-нибудь... Да и душа... Старик замолчал, но еще долго шевелил подбородком, словно про ■себя говорил недосказанное. — Кемура здесь? — спросил шулинга. — Тут! — подал кто-то из толпы голос. Все в один голос сурово сказали: — Наказать! — Кемура, иди к огню, — приказал шулинга. Из самой глубины чума поднялся сухощавый, сгорбленный чело ­ век и, прихрамывая, вышел на середину. — Ты, Кемура, сделал худо, — подумав, сказал шулинга. — Чтобы исправить свою вину, ты должен подать к аждому руку и попросить про­ щения. Но за тех, кто не даст тебе руки, ты получишь удар прута. Старик покорно обошел всех и, робко протягивая каждому руку, молча плакал. Один Амурча не подал ему руки, и приготовленная розга оставила след на тощей спине пристыженного Кемуры. — Послушай, шулинга, и рассуди меня: ладно ли я беспокою тебя н народ, — громко начал , кланяясь, высокий человек. — Зять не уп л а ­ тил мне назначенного тори. Он отдал мне пятнадцать оленей сразу, а тридцать не хочет отдавать совсем. Срок д авно прошел. У дочери уже двое детей, а зять и не думает об оплате. Он обманул меня. — Я не отдам тори. У меня олени пропали от царапки. Мне нечем доплачивать выкуп. Д а в а л соболей — не берет. Тори я платить не ста ­ ну! — не дожидаясь, пока вмешаются судьи, заявил широкоплечий муж ­ чина не сходя с места. По рядам прошел злой шепот. Шулинга был разгневан нарушите­ лем порядка, потерял спокойствие и поспешно, зло вынес приговор. — Исхвостать об него прут до руки! Человеку бы встать с повинной, заверить суд, что он как-нибудь пригонит оленей, и приговор был бы смягчен; но он остался верен своему слову. Помощник уже выбирал красный прут и ощипывал с него сучки, а осужденный не трогался с места. Он тупо глядел то в одну, то в дру ­ гую сторону. — Ну-у-у! — напомнил шулинга. Человек и ухом не повел. — Народ, возьми его! — приказал шулинга.