Сибирские огни, 1964, № 10
Двери не закрываются. Вок зал набивается и набивается людьми. Входят из темноты снежные люди. Женщины в облепленных снегом ш а лях, рослые деревенские ребята с мешками за плечами. Они оббивают у дверей шапки о колено. Сброшенный с шапок снег разбрызганными пят нами тает на цементном полу. Он тает на их обожженных ветром лицах, мгновенно свертывается, будто кожа их лиц горячая. Деревенских ребят провожают матери и молоденькие девчонки. Девчонки не знают еще, как вести себя. Они ютятся в стороне, старают ся не попадаться женщинам на глаза. Их лица пылают от смущения или легкого мороза. Борис оставил Оську с матерью. Вышел на перрон. Поезда еще не было. Мел по перрону ветер. Широкие яркие полосы из окон лежали на прибитом снегу палисадника. Борис остановился у штакетника. Оледеневшие доски таяли под го рячими ладонями. В заснеженной траве, в ломаных квадратах света, напряженно кач нувшись, стоял гипсовый горнист. На пьедестале, на бедрах, на плечах, на грязных гипсовых его волосах мокрой налипшей шапкой лежал снег. Влажный ветер леденил его бок, неуютно свистел в металлических прутьях обколотых ног. А горнист, запрокинув обледенелую голову к горну в отбитой руке, все еще что-то пел в черное небо. На путях, у темных махин грузовых вагонов, седыми маленькими си луэтами двигались обходчики. Сгибались у колес, хлопали металличе скими крышками. Издалека , мимо депо, мимо шлагбаумов переезда, чуть раскачивая землю, шел тяжелый состав. Он надвигался на вок зал тремя желтыми, слепящими точками. Со лба устрашающим зеркальным снопом на ни тяные рельсы падал широкий луч. А в нем, с мотыльковым мельтешени ем, кружились черные снежинки. У переезда паровоз закричал резко и тоскливо. Крик громкий, безудержный повисел и исчез з а кувыркающейся з а весой снега над землей. И Борис неуютно и грустно вспомнил, что всегда живет с ним этот крик. Уходил отец, уезжала сестра, а крик этот оставался . И он — Б о рис — оставался. Один. И сейчас один. Опять один... — Ну-у? — все в нем обрадованно запротестовало. — Один? На душе горечи не было. Хрустя по бетону шлачной пылью, шагнул в теплоту вокзала. — Вот он, — сказал Оська. — А мы ждем. Рядом с Оськой стояли девчонки из токарного. Потом Борис с Ось кой на^ улице пили водку. Закусывали огурцом. Огурец сморщенный и теплый — девчонки принесли его в кармане. Потом Борис чувствовал себя большим, находчивым и отчаянно красивым. От расплывчатого яркого света, от вокзального гама у него голова шла кругом. Он что-то говорил Ленке. Заправлял ее волосы, выбившиеся из-под платка. Ленк а молча все это выдерживала. А когда распахнулись двери на перрон, закричала какая-то женщи на, люди хлынули на улицу, плотно сбиваясь у входа. Борис, не стесня ясь никого, целовал девчонок. И Ленку. Целовал впервые, и чувствовал, что губы у девчонок теплые, пугливые, и у всех разные. Посадки еще не было. Перед глазами близко, освещенные вокзаль ными окнами, стояли пассажирские вагоны. Покачивая тусклыми фона риками в тамбурах, маячили проводницы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2