Сибирские огни, 1964, № 10

В три часа вышли с завода . Оська сказал: — Мама просила, чтобы ты зашел к нам. У перекошенных ворот Оську ждал брат. Еще издали увидел, побе­ ж а л в комнату. Оська з аш е л в избу, остановился у порога. — Опять, — сказал он матери. Мать молча наклонилась над столом, что-то складывая в две стопки. Расстегнутые обшлага кофты болтались у локтей. На уголке губ и на подбородке у нее висели слезы. — Оба здесь, — с к а з ал а она, не скрывая, что плачет. —А я вот уже приготовила. Это Оське, а это тебе, — показала она Борису. Поочередно придавила ладонью сложенные стопки белья. •— Вот кальсоны, вот рубашки, вот носки. — Зачем мне, — ск а з ал Борис. — У меня есть. -— Есть... Уже зима. Стынет все. Что ты в своих трусах будешь в окопах сидеть. Ведь ска зано — две пары нижнего белья. Заметив, что Борис колеблется, Оська ска зал : — Ладно, он возьмет. Что форсить-то_. Ты, ма, собери на стол что- нибудь. У нас есть выпить. — А заводские ребята, что прошлый год призваны, давно на фрон ­ те, — сказал Борис. — Только три месяца стояли в Новосибирске. Тоже осенью ушли. А зимой уж е присылали письма из-под Сталинграда. Борис в сапогах, в рубашке, заправленной в брюки. На груди, в уголке расстегнутого воротника, видна вылинявшая застиранная майка. Она узка, туго натянута на развитых мышцах. Щеки его запали. Постро- ж е л а , сгустилась синева глаз, и поэтому особенно нелепой кажется па ­ д ающ а я на лоб взмокшая, потяжелевшая челка. Борис укладывает вещи в чемодан на столе. С силой сжимает губы. — Не представляю, — говорит Лида. — Немцы — это страшно. Это дико. Это что-то черное. Против этого нужен солдат. Шинель. И... ты. Ведь ты не солдат. Как это? А там... Так легко быть убитым. Лида сидела почти рядом, на стуле. — Не солдат?.. — ска зал Борис. —- Ну? Еще какой! Метр семь­ десят... Лида улыбнулась. Помолчала задумчиво. Борис уже все уложил. Нужно закрыть чемодан. Он повернулся спиной к столу и посмотрел на Лиду. И вдруг Борис понял, что он сегодня уйдет совсем. Куда-то в зиму. В ночь. Будет качаться на деревянных нарах дощатых товарных вагонов. У отодвигающейся двери будет гудеть красная жестяная печка, валяться колотые, расщепленные доски и... не будет Лиды. Он понял, что ему дорога эта женщина, тоненькая, в вылинявшей ситцевой кофточке, беспомощная и обезоруживающе строгая. И ему кажется, что он может приблизиться к ней. Наклониться. По­ целовать. Только бы один раз. Ведь при отъезде это можно. Ее руки неподвижно лежат на коленях. — Ты знаешь, — глядя в глаза Борису, ска зала Лида. — Тебе в до­ рогу не скажешь: «Береги себя». Тебе ничего не посоветуешь. Ты не хит­ рый. Ты не благоразумный. Ты и везде будешь такой... На вокзале яркий свет. Свет, как туман. Кружится голова. Борису кажется, что это не вокзал, а слепящий аквариум. И опущен этот аква^ риум во что-то черное. З а большим, во всю стену, окном бьется метель.