Сибирские огни, 1964, № 10
— Я в своей жизни старика встречал. Доходяга был, а все мудрил. Не верите, говорит, вы ни во что. А я вам скажу, все сбывается. В свя том писании сказано: «Станут птицы со стальными клювами летать. Лю ди землю опутают стальной паутиной. По хлебу ходить будете, а есть бу дет нечего». Мы потешались над ним. Свистишь ты, дед. Когда по хлебу ходишь — нагнуться недолго. Галимбиевский захватывал горстью пшеницу, подкидывал ее на л а дони: — Вот дед пророк, а? А что? Под метелку работаем... Женщины строго молчали. В избушке всего одно окно, большое и без рамы. Земляной пол. На нарах сено, покрытое брезентом. Здесь спали. После ужина Борис не задерживался на улице. Ему хотелось быть одному. Он ложился на нары и смотрел в окно. З а окном наступали сумерки. Прозрачные и стылые, как ключевая вода. Окно беспокоило. Там, за сте ной избушки, перед окном — березовый колок из ровных, тоненьких бе резок. Он щетинился, как густой белый гребешок. Изредка эту сплошную белизну перебивали такие же вытянутые и тоненькие осинки с матовой светло-серой корой. Колок без листры. Борис знает, что у подножья, на сникшем папорот нике, на кровяных капельках костяники, на ломаной сухой траве, лежат вялые оранжевые листья. З а окном нет ветра. Только настывает вечер. Неподвижный воздух будто тает, и кажется Борису, что натянутые стволики березок струятся. Борис не чувствует рук над головой. Со странной, светлой нежностью он вспоминает дом и непонятную тоненькую женщину Лиду. Д а ж е не вспоминает, а видит. Вот она убирает со стола. Открывает журнал , который только что читал Борис. Задумывается над страницей или расхохочется и тут же прижмет пальцы к губам. Борису хочется тогда запомнить страницу, что бы снова потом ее перечитать и понять, что д л я нее бывает смешным. Он видит ее глаза, руки. Видит, как она ходит по комнате, как надевает чул ки, отвернувшись к окну, вытягивает ногу, разглаживая складки. Заметит, что Борис видел это, смутится. Или, стоя над столом, ска лывает, скалывает прическу. Волосы не подчиняются. Она рассердится. Раздосадованно выдернет приколку, и волосы тяжело упадут на плечи. Чтобы оправдать свою досаду, повернется к Борису и смешливо сморщит для него нос. Недавно Борис заметил, как она смотрела на него, а потом сказала: — Борис, мне хотелось бы увидеть тебя в Ленинграде... в концертном зале. Так просто. Посмотреть на тебя со стороны. Хотя бы один раз. И вдруг тревожно врывалось в сознание Бориса: «Борис, Борис... Не надо, Борис. Это не ты. Скажи, что это не ты... Ну, хочешь я тебе сыг раю? Хочешь?» Что могла она со своей нелепой скрипкой... Глупая... Беспомощная... Третий день он здесь. Что она думает о нем? Как он ее увидит? Он с отчаянием понимал, что не сможет сказать ей: «Не я». Никому не скажет... Особенно себе. Вошел Оська. В сапогах залез на нары. — Свежо. На пшенице лучше спать. Она хоть снизу подогревает, — ска зал Оська. — К утру дойдешь. Там уполномоченный из райкома при ехал. Товарищей колхозников на танковую колонну агитирует. Идем, по слушаем. Кажется, интересно. Колхозники сидели, кто на чем. На скамейках, на перевернутых ящи ках из-под зерна, на телеге и просто на земле. 5. «Сибирские огни» № 10 .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2