Сибирские огни, 1964, № 10
Лида раскачивалась вместе с Митькой, так ж е машинально, как только что покачивала кроватку. Борис ничего не мог ей предложить. У него только одна карточка. А разве она ее возьмет? Одна карточка... А могло быть две. Галимбиев- ский давно предлагал. А он почти согласился. Талончики даже брал и че тыре дня приносил домой увесистую краюху хлеба. — А кто-то... И вдруг он вспомнил отчетливо, до тошноты, черные туфли в чемо дане у Галимбиевского. Чуть залощенную белую подкладку задничков. Кругленькие обжитые гнездышки пяток. Туфли были уж е на чьих-то но гах, были примеряны, делали кого-то чуть-чуть счастливее. А он видел, как Галимбиевский сдавливал их крышкой чемодана, нажимая коленом. Борис д аж е застонал. Он не мог взглянуть на Лиду . Он вышел на улицу. Солнце уже село. Все дома были как бы в тени. Только вершина то поля у соседнего двухэтажного д ом а — освещена. Голые его ветки каза лись оранжевыми и холодными. «Без пальто скоро не выйдешь», — поду мал Борис. Он никуда не спешил. Просто ему хотелось быть одному. Он медленно шел, разглядывая тротуар . Оградки из низкого штакетника у казенных двухэтажных домов сменились старыми плетнями. За ними торчали подсолнечные будылья с сухими крючками сверху, да в огоро дах, у стаек, сметанное в небольшие зародики сено, придавленное с боков березовыми жердями. Да на крыш ах кучки картофельной ботвы. И на всем этом уже лежал темный неуют сибирского вечера. Борис сворачивал в глухие переулки, и все ходил, пока не стали чер ными избы, черными — копны сена на крышах и торчащие у сена скво речники. Все как-то отяжелело, налилось холодом. Борис спрятал руки в карманы. Они начали согреваться. «Что, мороз? — подумал Борис. — Хочешь достать? Рукам уже теп ло, а лицу д аж е приятно. Я ж е сибиряк. Мне что... А ты неразборчив. Ты равнодушен, мороз. И тебе доверяют? Думают, ты наш. Знаешь, откуда люди приехали к тебе? Ерунда, — досадно сообразил Борис. — Лезет что попало в голову, а нужно что-то придумать». Он придет сейчас домой. Что скажет Лиде? Что ей предложит? Она, наверно, дума е т — я же среди людей, не пропаду. Они помогут. А люди помогут... Что они для нее делают?.. Он, Борис, что делает? Он сильнее- ее, практичнее и ничего не может придумать. Как она качает своего Митьку, об этом знает сейчас только Борис. Она сидит одна. А Борис знает, к ак быть одному. И он не сможет остать ся в стороне. Потому что этого после не простит себе. Он... от неожидан ности Борис даже остановился, разглядывая темноту. Он сделает... Только еще подождет, когда погаснут во всех домах окна. Пусть. А люди ему и т а к ни в чем не верят. Борис вошел в свои воротца. Приблизился к темной стене сарая. В ночи было тихо. Жухлая осенняя трава в белой изморози крахмально приминалась под сапогами. Стоял он долго, не дви гаясь и всматриваясь во все раскрытые подъезды домов. Подумал о Пятницкой. Ее жирных, еле переваливающихся гусях и ее сыне, который работает заведующим райпотребсоюзом. Борис часто видит, к а к он приезжает домой на коне, как вылезает из плетеного ко робка. Легкий ходок под ним покачивается. В синих галифе, белых фет ровых сапогах, простроченных желтыми рантами, грузно спрыгивает на землю, берет охапку сена из коробка и вместе с ним, чуть приседая на ногу, вносит что-то тяжелое в сарай к гусям и там прячет. Убедившись, что на улице никого нет, Борис подошел к двери сарая. Нашел у стены длинный обломок от старой пешни. Продел его под цепку
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2