Сибирские огни, 1964, № 10
Даже ночью в деповский сад. А тут заартачилась. Л адно , говорю, потом маме будешь жаловаться». Оська не поднимал головы. Его руки все еще были сцеплены на к о лене. Рассказывал он, не глядя на Бориса. — А потом, говорит, ничего, исправилась. Оська вдруг выпрямился, откинулся на руку и уставился на Бориса: — Знаешь, о ком это он? О Ленке Телегиной. Борис держал в зубах коленчатый стебелек пырея . Хрупко переку сывал его на мелкие дольки, и они собирались на языке. — Д а в а й в милицию сходим, — сказал Оська. — Зачем? — Заявим . — Угу... — Расскажем обо всем. — Все? Вот будет смешно... Скажут: «А вы что, из-за плетня за ни ми наблюдали?» Борис, воспитанный улицей, ее законами, полный ребячьего самолю бия, не представлял, как он пойдет «заявлять». И о чем? Он помнит Ленкины глаза, когда, по-кошачьи з л а я , она выкрикнула ему: «Лезут все. Даже зло берет». Сама же Ленка не заявляет. Может, ей все это нравится. И с каких пор это стало вдру г ребячьей заботой? — Тут у них, видишь ли, любовь. «...Слушай, челка! Ты чуть в меня не попал». Борису вспомнилась вся сцена заступничества за Ленку . Под его ладонью посыпалась сухая цементная щебенка. Борис спрыгнул на траву. Сказал непонятно: — Почему у некоторых людей глаза наглые? К а к в них наглость вырабатывается. Не знаешь? Я знаю. Безнаказанностью. Многие от этих взглядов заслоняются локтем и пятятся. А мы с тобой даже в ми лицию б еж ат ь собрались. Лида старше Бориса на четыре года. Но Борис не сказал бы, что она старше. В жизни она разбирается плохо. Прожить ей будет труднее, чем другим женщинам. В жизни она ни чего никогда для себя не попросит. Это даже по ее лицу видно. Борис, например, знает, что некоторые женщины берут ребенка на руки, своего или даже для этого случая соседского прихватят, и выкри кивают у прилавка за хлебом: «Что уж вы, с ребенком пропустить не мо жете?» Смотришь — получила. А Л и д а со своим Митькой пристраивается молча в хвосте очереди. Только изредка, еле заметным движением, сверток повыше подкидыва ет, чтобы не сползал. Иногда заметят ее. Засоболезнуют: «Да иди ты, получи. Измучи лась вся». А она и с места не стронется, скажет: — Что тут осталось-то. Три человека. Так до конца и достоит. А то вечером однажды н ад ел а телогрейку, с к а з ал а о Митьке что он не проснется, и вышла. Когда вернулась — Борис ее не узнал, такое у нее черное было лицо. Ьорис уставился на нее. Она рукой вытерла губы. Борис рассмеялся: — Вы что, в печную трубу падали? — Уголь носила. В сарай. — Какой уголь?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2