Сибирские огни, 1964, № 10

Но прежде чем уснуть, он с улыбкой вспоминал ее защищающийся жест рук на груди. А слова навязчиво лезли и лезли в голову: — У женщин сейчас это просто. Любую. И Борис с досадой представлял тогда фотокарточку ее мужа. Она стояла у нее на столике. Борис никогда еще не видел фотокарточек с т а ­ кими мягкими, расплывчатыми полутенями. В летной форме молодой мужчина, почти мальчишка, улыбался Б о ­ рису в гл а з а . Улыбался светло и добро. Эта улыбка была не для войны. С такой улыбкой можно только смотреть на блестящую точку самолета за облаками. С такой улыбкой можно только верить людям. И она, эта улыбка, была на столике. Она была во всей комнате. — Где он теперь? — спросил как-то о нем Борис. — На фронте? А на каком? — Не знаю. Был на Ленинградском. От него нет писем. Уже семь месяцев. Борис засыпал. Видел его улыбку и говорил кому-то: — Ничего. Ты верь. Галимбиевский врет, сволочь. Борис с Оськой посмотрели новый кинофильм «Актриса». Шли из клуба и молчали. Борису почему-то хотелось плакать. Ему все еще виде­ лись и виделись орудия на вагонах , снег, обожженные, молчаливые лица солдат и красивая женщина на дощатых подмостках. Хрупкая, незащищенно черная на белом снегу. Солдаты поднима­ лись, посуровев, перехватывали автоматы и уходили в снега, а женщина пела им вслед: Д ев уш к а, вспомни меня, Милая, вспомни меня, С ф р он та славных побед Ш лю я привет. На войне нужна такая песня. Солдатам нужна. Это уж Борис знает. По себе. Ему, Борису, будет нужна . Песня красивая. Красивая женщина, и война красивая. Ему почему-то безнадежно хорошо виделась Лида. И это она пела ему на фронт: Ты н е грусти обо мне... Она, непонятная, тоненькая, в пимах, одна в закручивающейся ме ­ тели. Она потому, что была его предчувствием, его ожиданием. Оська тоже, наверно, об этом думал, а сказал совсем о другом: Ты почему-то изменился. И спрашивать тебя ни о чем не хочется. Рядом идешь, и будто тебя нет. Мать о тебе спрашивала. Он, говорит, не заболел? Я сказал, что с тобой станется. Значит, ты, говорит, ему разонравился. Борис вспомнил, как Оська хорошо всю дорогу молчал после кино, сказал: Ерунда все. Самое главное, что в армию мы пойдем вместе. Лида еще не спала. Читала у стола за качалкой. Когда Борис вошел, она отложила журнал и начала поправлять накинутую на спинку качал ­ ки простынку, чтобы не падал Митьке в глаза свет. Долго поправляла, опустив голову, будто нарочно мешкала. Потом улыбнулась и спросила: — Понравилась? И застенчиво призналась: