Сибирские огни, 1964, № 10

Вечером Борис сварил себе кашу. Высыпал в кастрюльку несколь­ ко ложек пшена, залил водой, посолил и долго смотрел, как пшено л еж а ­ л о на дне, как помутнела вода, а потом густая масса вздувалась бугорка ­ ми. Бугорки лопались, и тяжело вздрагивала кастрюлька — значит, ка ­ ша готова. Борис поставил кастрюльку на газету. До с т ал хлеб. Корочки на хле­ бе не было. Борис обломал ее дорогой, когда нес из магазина. Ещ е горя­ чий, он положил его под мышку, шел и чувствовал боком мягкую тепло­ ту. Нижняя корочка была ноздревата, а сверху маслянисто-подгоревшая. Сначала он отломил сухой хрустящий наплыв. От теплого запаха дрожжей закружилась голова. И Борис подумал — какая разница, что сейчас съест, что позже. Ведь всегда же голодный. Пока шел до дома, обламывал корочки без сожаления. А сейчас досадно морщился: «Никак не приучу себя сдерживаться». Борис поел кашу... Положил остаток хлеба на крышку кастрюли, поставил в угол. Газету сложил вдвое, ссыпал из ее желобка крошки в ладонь. Газетой прикрыл в углу хлеб. Борис не любил ничего оставлять на столе. Особенно кастрюлю. Тогда он ее все время чувствовал в комнате. Уйдет на кухню, а сам знает, что кастрюлька стоит. Читает книжку, а она стоит. Уберет — и столу легче, и комната успокоится, и д аж е сам Борис. Занимайся, чем хочешь. Наступали сумерки. Борис стал ходить по комнате от стола к две­ ри и обратно, тщательно заканчивая каждый шаг. Остановился у стола, пододвинул тоненький сборничек со стихами. Стихи привязались к нему вот уже второй день. Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты в люльке, качаясь, плыл... Борису кажется, что этот бревенчатый дом необыкновенно много значит для людей. Д ом , в котором в люльке, качаясь, плыл. А что дом для Бориса? Эта комната с открытым окном, после отъ­ езда сестры переписанная на него, Бориса, токаря четвертого разряда? Или, может быть, дом — это улица с деревянным тротуаром, из щелей которого прорастает подорожник? Или спокойная речка, ласковая, с зо­ лотистой водой по вечерам. Если дорог тебе твой дом... Борис прошелся еще по сумеречному полу, постоял, глядя в окно, и, поспешно закрыв Дверь, вышел на улицу. Сначала шел, не раздумывая куда идти. Просто ему нравилось чув­ ствовать прохладу вечернего воздуха. Будто в воду окунулся. Недвижно у домов замерли тополя. Плещется странный мельтешащий свет на хо­ лодном глянце листьев. «Куда же все-таки идти? —думал Борис. — Оська в клубе. Сегодня там танцы, а Оська играет в духовом оркестре. Уже год, как играет. Все губы мундштуком раздавил, и они у него опунцовели, припухли». Он и Бориса звал в оркестр — Борис не согласился. Посидел над нотными фиолетовыми значками, выдул бархатисто-дребезжащий звук из огром­ ного баса и спросил со скрытой издевкой: — И тебе интересно смотреть на этих головастиков? Оська взял у него тощий разлинованный альбом и, отвернувшись, начал укладывать в общую папку. И Борис уже заинтересованнее спросил: