Сибирские огни, 1964, № 10

— А? Значит, каждому свое. Ну, ну, — сказал Агарышев примири­ тельно. — Ты со смены? Зайдем ко мне. Борис спешил в столовую. Но как-то т а к получилось, что незаметно засиделись они до темноты в комнате комсорга. Агарышев расхаживал от громоздкого сейфа в углу к столу. Оста­ навливался. На столе лежали исписанные листки бумаги. Агарышев на­ меревался убрать их, но все как-то мешкал. Борис чувствовал, что Ага- рышеву хочется что-то сказать об этой разбросанной стопке листков, но спрашивать не стал. Сдержался. —■Слушай, — с к а з ал Агарышев. — Почему ты не в комсомоле? Ты ж е лучше других работаешь. Вчера у тебя было сто тридцать процентов. — он заглянул в блокнот, — позавчера — сто сорок пять. И премии ты получаешь. Наш з а вод переходящее знамя ВЦСПС третий год держит. В этом и твоя доля. Такой парень... А... напускаешь на себя. Ну, зачем придуриваться... Почти все твои ровесники в комсомоле. А ты — нет. Объясни, почему? Хотя бы сам себе. Такое время... Все вместе, а ты как бы в стороне. — Сам же говорил, что я впереди, — усмехнулся Борис. Он сидел на диване, навалившись локтем на выгнутое перильце. — Брось, — ск а з ал Агарышев. — Ты понимаешь, о чем я... Или уже не можешь жить без усмешечки. Серьезно. — Ну, если серьезно, то в школе я вступить не успел, а здесь никто не приглашал. — В комсомол сами приходят. В комнате становилось темно. Агарышев света не зажигал. Он, на­ конец, наклонился н а д столом, решительно сгрудил разбросанные листы вместе и, стуча по столу, начал выравнивать их в ровную стопку. — Вот статью пишу, — как бы между прочим обронил он. — Из га­ зеты заказали. Третий день сижу. Чем дольше думаю, тем глубже заби­ раюсь. И многое ясно становится. — Он сел на стул, а рука т а к и оста­ лась на столе со стопкой бумаги. — Вот слушай... — Агарышев сказал это задумчиво, с какой-то тихой, доверительной откровенностью. — Что мне хотелось бы в некоторых парнях понять. Представь себе. Человек родился. Здоровый. Физически нормальный. Он имеет право на все. На любую мечту. Это до школы... Потом он учится. Заканчивает десять классов. Выходит из школы. У него полная свобода выбора. Границ нет. Сознание безграничности возможностей — это же счастье. И после шко­ лы человек опять может сказать себе: «Мне все доступно». А бросил школу, и тех возможностей уже нет. Или , скажем, оторвало глупейшим образом палец— вот уже и летчиком никогда не будешь. И возможность или, может быть, д аж е мечта потеряна. Но это случайность, нелепость. А вот если человек сам, возьмет и оборвет в своей жизни этот реальный счастливый выбор? К а к его понять?.. — Агарышев помолчал. Навалился руками на спинку стула и лег на них подбородком. — Вот ты... Что на этот счет думаешь? Мне кажется, ты бы мог все. А как теперь? Ты ни в школе. Ни в комсомоле. Борис над этим не думал. Он бросил школу не оттого, что ему не хо­ телось учиться, а оттого, что сестра слишком мало получала денег, и им нечего было есть. Он походил только неделю в девятый класс, потом уви­ дел, как сестра выменяла на отцовы полуботинки и свои фетровые са­ пожки несколько килограммов муки, и, не советуясь с ней, поступил на завод учеником токаря . — И мне интересно... Эти ребята, такие, как ты, — сами-то сознают, что они по жизни пройдут уже не главными, а второстепенными, — ус­ лышал Борис последние слова Агарышева. И сказал: — Они? Они бросают школу, не спят ночами у станков, потому что