Сибирские огни, 1964, № 10

А Борис, когда не было Г.алимбиевского и его поставили на колпач­ ки, еле-еле уложился в норму, да и то дня три не мог поднять правую руку. Вадима любили в цехе. Если его на работе не было, все в обеденный перерыв скучали. В ы ­ ключали в цехе лампочки, оставляли одну у входа и, прижавшись дру г к другу, дремали на старых ученических партах. А Галимбиевский то показывает, как парни должны приглашать д е ­ вушек на танец, — шаркает по полу подошвами, крутит из стороны в сторону глазами, делает отчаянно неправдоподобные реверансы; то еще что-нибудь учудит. Он умел смешить. Иногда Вадим был задумчив. Расточив большие детали, включал самоход и пел: Есть у меня кофточка, скоком добы тая, Шубка на лисьем меху. Будешь ходи ть ты, вся золотом шитая, Спать на л ебяж ь ем пуху. О, сколько за жизнь я свою одинокую , Сколько я д уш загубил. Я ль виноват, что тебя, черноокую, Крепче, чем ж и знь, полюбил. Приятно и жутковато было слушать эту песню. Он не пел, а словно вкладывал какой-то свой особенный, реальный смысл в нее. Все в цехе знали, что Галимбиевский сидел з а воровство, но странно, что как-то не осуждали. Борис смотрел на него и думал: наверно, нет таких девчонок на свете, которые его не любят. Он нравился Борису взрослой, дерзкой и непонятной независимостью, легкой решитель­ ностью. А Галимбиевский над Борисом подтрунивал. Как-то в обеденный перерыв выжимали ось от вагонетки. Галимбиевский подсчитал, сколько раз поднял ее Борис, и ска зал : — Челка! Мужик ты ничего. Вот только непонятно, почему натощак живешь? А то, насмешливо сощурившись, под равномерное гудение станков, выпытывал: Ты, наверно, ни одной бабы не обжимал? Ушами машешь... Это же просто. Сейчас любую. Шапкой не собьешь — уж е можно. На танцы в городской клуб Галимбиевский ходил редко. Когда п р и ­ ходил, то отрешенный и равнодушный стоял в сторонке. Уличные хулиганствующие подростки старались попасть ему на г л а ­ за. Солидничали, задирались, становились заносчивы, если им удавалось свести с ним знакомство или дать ему закурить. Но Галимбиевский, к а ­ залось, всего этого не замечал . А к Борису он подошел однажды и отдал свои неиспользованные талончики от хлебной карточки. Борису хотелось походить на Галимбиевского. • — Борис! Лебедев! Борис оглянулся. У доски показателей стоял комсорг завода Агары- шев и выписывал в блокнот данные за вчерашнюю смену. — Что-то ты кепку на бровях стал носить? И челка у тебя...__с к а ­ зал он. Борис посмотрел на него, на коротенькие рукавчики его рубашки ответил: — Глубокие залысины, по-моему, хуже.