Сибирские огни, 1964, № 10

У нас недавно, чуть ли н е как откры­ ти е, восприняли заударную рифму. Но « а к им ж е откровением долж н о показать­ ся тогда проходящее по всей строке со­ ч етани е звуков, где рифм а образует лишь замыкающий повтор? Прочитайте с н о в а много раз цитированную мною п ервую строфу «Русалки», но на этот р а з прочитайте вслух: Русалка плыла п<иреке голубой. Озаряема полной жуной; И старалась она доплеснуть до луны Серебристую пену волны. Вы слышите музыку речи? Проходя­ щ и е по строкам сочетания звуков обра­ щ ены в первую очередь не к зрительно­ му, а к слуховому восприятию. Они спер­ ва произнесены , а уже потом записаны. В первой строке переливается через «пр» в «лб», во второй оно продолжает­ ся в сочетаниях «пл» и «л н » , в треть­ ей и четвертой снова звучат те же ак­ корды . Но это лишь одна звуковая ли­ ния. Ее поддерживает другая « сл— зр» — « с р — л с— рс» в начале в сех четырех строк. Все вместе это с о зд а ет удиви­ тельную звуковую стройность, и рифма (кстати говоря заударная) воспринимает­ ся зд е с ь как естественное завершение звукорядов. Подобны е примеры можно найти поч­ ти в каждом лермонтовском стихотворе­ нии. Богатейшая звукопись, виртуозная инструментовка характерны для стиха Лермонтова. Рифма у него выступает, как естественное продолжение интона­ ционно-звукового ряда. Она целиком свя зан а и объединена с ним общей зву­ ковой структурой. Иным читателям Лермонтова кажется, что поэт искал и находил слова, заботясь лишь об их адэкватности смы слу, выби­ рая их только по признакам точности и яркости. Это, разумеется, так, но одно­ врем енно и не так. Огромное значение он придавал звуковой выразительности строки, строфы, всего стихотворения в целом . Каждое слово у него проверено на сл у х и выверено в сочетании с други­ ми— мы встретим у него звуковы е конт­ расты , но диссонансов не встретим . Ма­ стерство только тогда является мастер­ ством , когда мы его не зам еч аем . Лер­ монтов мог объять поэзию во всей ее полноте и многосторонности, ибо он сам был — поэзия. И он не поступался ни одной ее гранью ради другой. Также он не отвергал ни смысла ради звука, ни зву'ка ради смысла — этот разрыв, тра­ гичный для поэтов меньшего дарования, был ем у , видимо, просто непонятен. Творчество его, в лучших образцах, представляет гармоничное слияние фор­ мы и содержания. * * * В воспоминаниях Коровина о Шаля­ пине приведены его высказывания об ис­ кусстве: « ...эт о надо чувствовать. Пони­ маешь, все хорошо, а запаха цветка нет. Ты сам часто говоришь, когда смотришь картину — не то. Все сделано, все вы­ писано, нарисовано, а не то. Цветок-то отсутствует. Можно уважать работу, удивляться труду, а любить н ельзя. Ра­ ботать, говорят, нужно. Но' вот бык и вол трудится , работает 20 часов, а он не артист. Артист думает всю ж и знь, а ра­ ботает иной час-полчаса. И выходит — если он артист. А как — неизвестно». И тут ж е Шаляпин делает удивитель ное по тонкости замечание — «есть «чуть-чуть». Если это «чуть-чуть» не сделать, то нет искусства. Вы ходит, око­ ло». У Лермонтова все время присутствует это «чуть-чуть», без которого немысли­ ма истинная поэзия. Что способствует его возникновению? Бог весть... В пред­ шествующей главе о мастерстве Лермон­ това я попытался дать представление о ритмике и звукописи его стиха. Сам Лер­ монтов ум ещ ает этот разговор в две строки: Я без ума от тройственных созвучий И влажных рифм, как, например, на «ю ». «Тройственные созвучия» — понятны, мы обратили на них внимание, когда го­ ворили о звукописи «Русалки». Но «влажные рифмы»!.. Ведь зд е с ь слово ощущается уж е не только на слух и цвет, но и прямо-таки на вкус. Лермон­ тов о ся за ет его языком, нёбом, губами!.. Вот это уж е то «чуть-чуть», которое до­ ступно ем у одному. Версифицировать, слагать в правиль­ ные ряды рифмованные строки может научиться каждый грамотный человек. И даж е грамотность здесь не обя затель­ ное усл ови е — в старину балаганщики бойко сыпали в публику рифмованными скороговорками. Но ни версификаторст­ во, ни раешник никогда не имели отно шения к поэзии. Все мы помним пушкинские строки: М оих ушей коснулся он, — И их наполнил шум и звон: И виял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье. Этот «ш ум и звон» слышал Блок, ког­ да создавал «Двенадцать» и запи сал в своем дневнике: «Сегодня — я гений»; во власти его находился Маяковский, сам свидетельствующий об этом в своей работе «К ак делать стихи»; им был за­ полнен Есенин — «орган, самой приро­ дой для поэзии созданный», по словам Горького. И Лермонтов — ближайший наслед­ ник и восприемник Пушкина, как и он,— получил дар различать в этом «шу­ ме и зв он е» то, что недоступно сл уху обыкновенного человека. 12 . «Сибирские огни» № 10.