Сибирские огни, 1964, № 10

Лермонтов идет дальше в своих горь­ ких раздумьях. Чудесному нет м ест а в мире, оно погибает при столкновении с действительностью. Перечитывая «М ор ­ скую ц аревну», я невольно вспомнил «Тамань». Попытка проникнуть в ж и ­ тейское ч удо «честных контрабанди­ стов», разгадать простую загадку н еп о ­ хожей жизни оканчивается катастрофой. «Как камень, брошенный в гладкий ис­ точник, я встревожил их спокойствие и как камень едв а сам не пошел ко дн у !» Несовместимое не совмещается. В «Морской царевне» чудо манит ч е­ ловека в свою стихию. Оно не ж ел а ет ему зла, напротив!.. «Синие очи лю б о ­ вью горят...» Но человек знает, чем гр о ­ зит ему это страшное счастье. И он р е ­ шается обманом завлечь чудо к с е б е на землю. Мыслит царевич: «Добро же! Постой!» За косу ловко схватил он рукой. Держит, рука боевая сильна: Плачет и молит и бьется она. К берегу витязь отважно плывет; Выплыл; товарищей громко зовет. «Эй вы! Сходитесь, лихие друзья! Гляньте, как бьется добыча моя... Что ж вы стоите, смущенной толпой? Али красы не видали такой?» Жестокие минуты ждут царевича — нельзя было разрушать хрустальную стену. Вот оглянулся царевич назад: Ахнул! Померк торжествующий взгляд. Видит: леж ит на песке золотом Чудо морское с зеленым хвостом; Хвост чеш уею змеийой покрыт, Весь замирает, свиваясь, дрожит: Пена струями сбегает с чела, Очи одела смертельная мгла. Бледные руки хватают песок; Шепчут уста непонятный упрек... Едет царевич задумчиво прочь. Будет он помнить про царскую дочь. Видимо, н ель зя изымать чудесное из присущей ем у стихии, пусть остается оно там загадочным и прекрасным... Вы ­ бросьте его на холодный песок, на т р е з­ вый и иссушающий свет дня, и оно ум ­ рет. Умирая, оно отомстит вам б е с с о н ­ ными ночами размышлений об иллю зиях и реальности, о прекрасном и обы д ен ­ ном. «Морская царевна» — это ю н ош е­ ская «Русалка» Лермонтова, грубо выта­ щенная на б ер ег жизнью. Она за ды х а ­ ется на этом бер егу, она погибает. Ц ар ­ ская дочь, царственное чудо — таков твой конец! Фантастическое трагично у Л ермонто­ ва, как трагично все его мироощущение, сложившееся в тяжкую для России п о ­ ру. Но оно прекрасно в своей трагично­ сти, и волшебство созданных поэтом о б ­ разов до сих пор властно и необоримо зачаровывает нас! Но есть у Л ерм онтова другие произве­ дения, где фантастическое выступает в другом облике. Истоки его в таких сти ­ хотворениях, как, например, «Дары Т е ­ река» и «Спор», совершенно иные, чем в «Русалке» и «Морской царевне». В них мы имеем д е л о , если можно так ска­ зать, не с неким поэтическим антими­ ром, а с миром вполне реальным и д о ­ стоверным, отраж енным в поэтических образах. Здесь тот ж е дух и те же х у д о ­ жественные приемы , что и в народном творчестве. Очеловечение сил природы, одухотворение стихий характерно дл я народной эстетики. И Лермонтов в этих стихах продолжает народную традицию. Но продолжает опять-таки по-своему. Лермонтовские стихи по отношению к фольклору — д а ж е не ветвь от ствола, а второй ствол от одного корня. «В дарах Т ер ек а» прежде всего захв а ­ тывает размах воображения — вот что может увидеть п о эт и только поэт в м ут­ ной бесчинствующей реке. И, черт его знает, краски мрачны , сюжет еще мрач­ нее, как-то свободн о делается на душ е и размашисто становится сердцу, когда перечитываешь такие стихи. И не даром я вспомнил черта — в них, и впрямь, есть что-то бесовск ое, один старик-Кас- пий чего стоит: И старик во блеске власти Встал, могучий, как гроза, И оделись влагой страсти Темно-синие глаза. Стихи эти, действительно, второй ствол от одного корня. Фольклорный о б ­ раз при всей св о ей титанической и ог­ ромной выразительности никогда не д о ­ стигает степени индивидуализации ге­ роя, которая свойственна литературе. То же относится к описаниям: в пределах одной песни, сказки , былины их, как правило, не так много, полную картину дает лишь весь эп о с в целом. Поэтика эпоса очень стойка, постоянство эпитетов соблюдается неуклонно, определения прочно прикрепляются к лицу или пр ед­ мету. Терема всегда златоверхие, степь — широкая или чистая, дружина — х о ­ робрая, удаль — богатырская. Народ­ ный эпос складывался в течение веков и выработал свои четко очерченные ф ор ­ мы, редко поддающиеся изменениям. И если говорить о преемственности фольк­ лорных традиций в связи с творчеством Лермонтова, то, конечно, нужно иметь в виду не столько следование им, сколько поэтическое их переосмысливание и развитие. Ведь в конце концов ни одна былина, ни одна песня или сказка — даже в высших свои х образцах — не ведала таких поистине блистательных.