Сибирские огни, 1964, № 10

« Р у с а л к у » . Внутренний е е сюжет цели­ ком обратен традиционному. Не человек, а русалка оказывается во власти губи­ тельной страсти. И в русском народном творчестве и в западном фольклоре ру­ салки и ундины обманчивыми призыва­ ми влекут к гибели очарованных ими лю д ей . Сами они недоступны для стра­ сти, они лишь могут возбуждать ее в др у ги х и пользуются этим, как смерто­ носной приманкой. Здесь ж е сама русал­ ка ж ертва непобедимой страсти к мерт­ вому витязю. Как пришел к Лермонтову этот странный и прихотливый образ? Он уж е полностью его создани е. «Р у салк а» — очень значительная ве­ ха не только в раннем, но и во всем творчестве Лермонтова, если смотреть на него в целом. Она побег от одного с т ебл я с «Демоном», и тема ее родствен­ на теме поэмы. Угол зрения здесь один и тот ж е. Непроницаемая стена встает м еж д у нечеловеческой страстью отвер­ ж енны х полубожеств и любовью простых см ертны х. Тонкая, вечно зеленеющая ветвь «Русалки» и могучий ствол, шумя­ щ ег о вершиной в облаках, «Демона». Новый угол зрения дал возможность Л ерм онтову увидеть небывалые черты в традиционном образе. Черты эти на­ столько необычны, что п ер ед нами вста­ е т какое-то вновь рожденное создание п оэзии . Все ритмы, звуки и краски сти­ хотворения подчинены одном у — утвер­ ди т ь это впечатление. Р а зум еется , нель­ зя понимать это упрощенно: поэт, мол, ■сперва создает линейный рисунок, а по­ том, наподобие детской картинки, разри­ совы вает его красками. Нет, образ сразу видится ему целиком, и краски и звуки ■сами спешат ему под руку, нужно лишь отбирать наиболее нужные и верные. Та­ ким мне представляется путь истинного новаторства. Если же идти по обратному пути, т. е. от красок и звуков к образу и и д ее, то всерьез говорить о возникнове­ нии нового явления в искусстве невоз­ м ожно. * * * Какова природа чудесного у Лермон­ това? Где искать истоки «Русалки», «Д ар о в Терека», «Тамары», «Демона», многих других его произведений, глубо­ ко разнящихся одно от другого и в то ж е время близких между собой по како­ му-то неуловимому родству. Это вопрос сложный и интересный, но ответить на него нелегко. Общим местом стало, что лю бой фантастический обр а з в конечном сч ете ¿ш еет в виду определенны е жиз­ ненны е реалии и так или иначе отражает сущ ествующ ую действительность. Надо зам етить к тому же, что сила воздейст­ вия фантастического образа подчас куда больш е, чем образа, скопированного из ж и зни . Удивительно емки и многозначны го­ голевские образы. «Вий» можно прочи­ тать как страшную сказку; можно вос­ принять его, как аллегорию; можно, на­ конец, не распутывая гоголевских зага­ док, искать в нем соответствий своему строю мыслей. Примерно так ж е много­ значны почти все «Вечера на хуторе близ Диканьки» и весь «Миргород». Ведь д аж е в акварельно чистой «Май­ ской ночи» есть место, где ведьм у, зате­ рявшуюся в толпе русалок, опознают по черной точке в светящемся т ел е. Это поразительное место. И, конечно, такой образ выходит далеко за пределы по­ вествования и начинает жить самостоя­ тельной жизнью — соответствий ему вы найдете многое множество. Но фантастичное у Гоголя вторгается в самые наиреалистические его произве­ дения. Вспомните бурую свинью , ута­ щившую из поветового суда прошение Ивана Никифоровича; вспомните зло­ счастного майора Ковалева, чей нос в мундире статского советника имеет наг­ лость стоять службу в Казанском собо­ ре; вспомните, наконец, призрак Акакия Акакиевича, сдергивающего шинель со Значительного лица. Причудлива и фан- тасмагорична русская действительность, и если черта в «Ночи под рождеством» можно хоть по рогам отличить от губерн­ ского стряпчего, то различие м еж ду ка­ ким-нибудь уездным присутствием и ад­ ской прихож ей, где толкутся мелкие бе­ сы, уж е вовсе стирается. «О, не верьте этому Невскому проспекту. Я всегда за­ кутываюсь покрепче плащом своим , ког­ да иду по нем и стараюсь вовсе не гля­ деть на встречающиеся предметы . Все обман, все мечта, все не то, что ка­ жется». Происхождение фантастического в творчестве Лермонтова совсем иное, чем в гоголевском . Напрасно стали бы мы искать у него фигуры, подобные злове­ щей панночке, что стуча зубами стоит у черты круга, обведенного бедным бурса­ ком. И никогда мы не встретим в его стихах страшного взгляда Вия, от кото­ рого упал бездыханным Хома Брут. Призрачйо-прекрасен мир его инфераль- ных героев. Ни одна безобразная черта не наруш ает его горестного соверш енст­ ва. Это мир отверженной красоты. И Лермонтов сам является ее демиургом. М еж ду этим миром и подлинным сто­ ит как бы хрустальная преграда. Она прозрачна для взгляда, но непроницаема для чувства. Попытка проникнуть через нее губительна. Поцелуй Демона несет смерть. Но и человек, вытащивший на землю «чудо морское с зеленым хвос­ том», приносит ему гибель. Фантастическое у Лермонтова от ощу­ щения трагедийного несовершенства все­ го сущ его. Человек отверг красоту, но красота не может существовать б е з чело­ века. Томится русалка, неистовствует демон, просят о любви синие очи мор­ ской царевны. Напрасно —• преграда непроницаема. Трагична отверженная красота, но человек глух к ее призывам.