Сибирские огни, 1964, № 10

давно уже отм ечена тенденция к переме­ щению ударения в окончаниях существи­ тельных мужского рода во множествен­ ном числе и соответственно к изменению их правописания. В XVIII веке, к при­ меру, общеупотребительно было произ­ ношение и напи сание «домы». Пушкин уже употреблял дв е формы «домы» и «дома», а в н астоящ ее время последняя форма окончательно вытеснила архаиче­ скую. Примерно такая же история про­ изошла и происходит с однородными словами: «проф ессоры — профессора», «докторы — д ок т ор а» , «учители — учи­ теля» и т. д. и т. п. Нечто подобное про­ исходит со словами типа «пламя». Р оди ­ тельный падеж единственного числа дав­ но уже в этих сл овах проявляет тенден­ цию к слиянию с винительным и приоб­ ретает его ф орм у, утрачивая последний слог окончания. Вы как нечто привычное и отнюдь не коробящ ее слух восприни­ маете уличный вопрос «Сколько вр е­ мя?». «Пламя» б о л ее «книжное» слово и в просторечии употребляется сравни­ тельно редко, п оэтом у произношение его как бы контролируется зрительной па­ мятью. Но тем не м енее тенденция к и з­ менению падежного окончания здесь на­ лицо, и наметилась она давно. Лермон­ тов своим изощ ренным слухом уловил ее и решил довери ться интуиции — он придерживался н е буквы, а д уха языка. Перечитывая «Молитву», я обратил внимание на необычный синтаксис п ер­ вых ее строф, отсю да — ответвленно и ассоциативно — возникли попутные з а ­ мечания и наблюдения. Сила большого поэта именно в том , что едва ли не каж ­ дая строка у него дает повод и материал для размышлений. Я уверен, что, взяв в •основу творчество Лермонтова, можно было бы создать всеобъемлющую энци­ клопедию литературного творчества. Фи­ лософия, эстетика, история: теория и практика стихосложения; языкознание со всеми производными дисциплинами —- получили бы св о е место ца страницах этого издания. Т аком у труду нужно бы было посвятить не одно десятилетие, и, если бы мне снова начинать жизнь, я бы наверное зад ум ал ся над этим. Мно­ го доброй пользы принесла бы такая работа. В заключение этой главки я хочу о б ­ ратить внимание читателя на одну строку «Молитвы», упомянутую , но не назван­ ную мной. В спомните, как оканчиваются стихи: Срок ли приблизится часу прощальному, В утро ли шумное, в ночь ли безгласную Ты воспринять пошли к ложу печальному Лучшего ангела душ у прекрасную. Не замечаете, как трогательно, по-дет­ ски, вырвалась эта последняя мольба? Как будто есть ангелы лучше или хуж е? Но именно лучш его просит Лермонтов, а то, пожалуй, и ан гел окажется недостой­ ным его любимой... Что такое новаторство? Споры вокруг этого понятия возобновляются, стихают, опять начинают бурлить в молодежных аудиториях, в Залах литературных орга­ низаций, на страницах журналов и газет. Путаницы здесь бог зн а е т сколько — ча­ сто в полемике забы ваю т сам предмет спора и за деревьями не видят леса. Сплошь и рядом р азговор идет по част­ ностям, а не по главном у. Молодой поэт искренне начинает се б я считать открыва­ телем новых путей в поэзии, если ему удается найти н еож иданную рифму или новое словосочетание. Д а и здесь бывают забавные просчеты. Один мой младший товарищ однажды со скромной гордели­ востью заявил: «М ож ет е меня поздра­ вить. Впервые в р у сск ой поэзии я зариф­ мовал женскую и м уж ск ую клаузулу». Я заметил ему, что мои поздравления за­ поздают примерно на полвека — еще Игорь Северянин проводил подобные опыты, а Петр Орешин в 20-х годах на­ писал целую поэму, гд е последовательно применил принцип рифмовки женских и мужских окончаний. Но суть даже не в этом, кто первый ск а зал «Э-э» и кто раньше срифмовал «подножье — нож» (пример вышеуказанной рифмовки). А суть в том, что «откры тие» таких частно­ стей вообще не им еет никакого отноше­ ния к вопросу о новаторстве. В самом деле. Не имея даже крупицы поэтического дарования, можно выискать такой уголок в стихослож ении, куда еще не заглядывал д о сел е ни один поэт. Бе­ ды нет, что, по полной никчемности это­ го уголка, в него-то и заглядывать нико­ му не приходило в голову, ждали более серьезные дела! Но за т о в таком уголке вволю можно поиграть в Колумбы — можно, к примеру, написать нечто подоб­ ное: Смирилось белое волнение Над вычерненными берегами, На землю вышел синий вол, Подняв блестящие рога. Когда нас спросят, что сей сон значит, вы, скромно усм ехнувш ись, ответите: «Н е говоря уже о цветописи, здесь за­ рифмованы гипердактилические и дакти­ лические окончания с мужскими. Разве мало этого?» (Пример я привел невыду­ манный, взяв его и з одной рукописи на­ чинающего поэта, присланной мне на ре­ цензию). Но какое отношение подобные экзер­ сисы имеют к новаторству? Казалось бы, двух мнений по этом у поводу существо­ вать не может. Тем не менее то тут, то там слышишь детские восторги по пово­ ду таких открытий. Бывают и более «драматические» ис­ тории. Ляпсус, допущ енный вами в жиз­ ни, так и остается ляп сусом , при воспо­ минании о котором вы будете досадливо морщиться. В поэзии ж е иное дело. Еди-