Сибирские огни, 1964, № 10

рять стихи в сл у х , и вам уже хочется б е з конца слушать этот жаркий шепот, эт у горькую мольбу. Сбивчивая, с нагнете­ нием все новых обращений и пояснений, почти исступленная речь, когда она д о ­ ходит до п осл едних двух строк, н еу зн а ­ ваемо преображается, как будто человек набрал полные легкие воздуха и стра­ шится, что ем у не успеть сказать все главное до вы доха. Как будто это по­ следнее усилие легких, как будто эт о последняя ф р а за , произносимая им. Но Лермонтов иначе не может — ему к а ­ жется, что это действительно так — его последние сл ова, последний вздох. И лишь выплеснув свою главную мольбу, он может перевести дыхание и вспом ­ нить, что у него есть еще время д о ск а ­ зать ее до конца. Вторая часть стихотво­ рения звучит у ж е на другом и ум иро­ творенном дыхании. В первых строках вы все время чувствуете спазмы, д уш а ­ щие человека, в последних — тихая и проникновенная речь. Это стихотворение — пример полного подчинения синтак­ сиса авторской интонации. Знаки препи­ нания похожи зд е с ь на путевые знаки, поставленные у ж е после того, как дорога проложена. «Молитва» — совершенные стихи с начала до конца, но есть в ней строки, являющиеся кульминационными даже по отношению к соверш енству. Одна из них давно останавливала внимание читате­ лей, она заключает первые, прочитанные нами строки. К азалось бы, очень п р о ­ стая антитеза: «Т еплой заступнице мира холодного» не могла сама по себе о ст а ­ вить такой глубокий след в памяти м н о ­ жества людей. Но суть в том, что эта антитеза обл адает огромной убеждаю ­ щей силой. В н е зависимости от того, разделяете ли вы взгляд автора или н ет, в этот момент вы верите ему б е зр а з­ дельно. Она вобрала в себя эмоциональ­ ную мощь дол ги х переживаний и р а зд у ­ мий поэта, слова эти неслучайны, а ито­ говые, за ними встает все творчество Лермонтова, и сила их разительна. В этом видится каж ущ ееся противоречие. Существуют ли просто хорошие сочета­ ния слов вне зависимости и вне отноше­ ния к тому, кем и когда они были ск а за ­ ны? Может быть, и вправду есть тот «Сезам», открывающий, лишь произнеси его, все двери? Такого «Сезама» нет и никогда не бы ло, кроме как в сказках ШеХерезады. Слова «Теплой заступнице мира холодного» в стихах посредствен­ ного поэта были бы бесспорно замечены и резко выделены среди других строк, но такого впечатления, как в «Молит­ ве», ни за что бы не вызвали. В «Молит­ ве» их сила поддерживается и умножа­ ется силой всего творчества, всей траги­ ческой философией Лермонтова, и поэто­ му воздействие ее на нас огромно. В стихах же посредственного поэта д аж е хорошая строка повисает в воздухе — за ней ни предыстории, ни продолжения. И, наконец, огромную роль играет исто- 168 рико-общественный контекст, в котором появляются эти слова. Знаменитое «Быть или не бы ть?» в устах Гамлета и стоящего за ним Ш експира звучало бы совсем по-иному в речи одного из персо­ нажей драм Островского. Опыт Лермон­ това в этом стихотворении говорит нам о том, что сильная сама по себе строка прозвучит для нас с удесятеренной си­ лой, если в ней п о эт у удастся сконцент­ рировать одну и з главных идей своего творчества, к восприятию которой чита­ тель подготовлен чтением предшествую­ щих стихов. «Х олодный мир» для чита­ телей Лермонтова не абстракция, а со­ вершенно определенное понятие, знако­ мое ему по другим стихам поэта. Все ас­ социации, рождающиеся вокруг других стихов Лермонтова, читатель присоеди­ няет к этим двум словам . В соединении с «теплой заступницей» — другим впе­ чатляющим образом , они создают пора­ зительную антитезу. Появление ее, ’ в силу изложенного, было возможно толь­ ко у Лермонтова. У другого поэта — до- и после — могла возникнуть равнозна­ чащая по впечатляемости, но совершен­ но иная. А вот эт а — присуща лишь Лермонтову. Смыкается с этим разговором еще од­ но наблюдение. Оно возникло у меня еще прежде, но при чтении первого лер­ монтовского сборника ожило снова. Пе­ речитывая «Три пальмы », я вспомнил, что Лермонтов, к ром е всего, был талант­ ливым живописцем. Д аж е в своих тре­ вожных странствиях — просмотоите его письмо Раевскому! — он «снимал виды всех примечательных мест». Мы знаем его отличные рисунки, акварели, работы маслом. Так вот, эт о т второй его талант очень ощущается в таких стихах, как «Три пальмы». В о зьм ем наудачу любую строфу. И только замолкли — в дали голубой Столбом уж крутился песок золотой, Звонков раздавались нестройные звуки, Пестрели коврами покрытые вьюки, И шел колыхаясь, как в море челнок, Верблюд за верблюдом, взрывая песок. Такие стихи, нав ерн ое, легко иллюст­ рировать: все встает перед глазами, и рисуй, как с натуры. Но вот с другими строфами художни­ ку со статической кистью , пожалуй, при­ дется труднее. ...И стан худощавый, к луке наклони, Араб горячил вороного коня. И конь на дыбы поднимался порой И прыгал, как барс, пораженный стрелой; И белой одежды красивые складки По плечам фариса вились в беспорядке; И с криком и свистом несясь по песку, Бросал и ловил он копье на скаку. Эти стихи — наглядный урок поэтиче­ ской живописи, — читай, как говорится^ и запоминай. Но им енн о в этом отрывке-