Сибирские огни, 1964, № 9

релый труп. Его специально положили так, чтобы было видно изуродован­ ное лицо . Сволочи! Я шевельнулся, наполняясь ненавистью. И з адел кого-то локтем. Р я д ом со мной сидели. Пришли!.. Спокойно! Н а д о еще посмотреть, есть ли газета. Д а . Вот она, я ее вижу. Свернута в трубочку. Сжимает ее рука в п е р ­ чатке. В черной перчатке. В черной перчатке? Я резко повернулся всем корпусом. Я еще не видел, но уже знал , кто сидит рядом. Аги! У нее был испуганный вид. Свет с экрана о т р аж а л с я в тревожно в о ­ прошающих глазах. — Ты?! — прошептала она едва слышно. Я откинулся на спинку стула. Мне вдруг с т а л о смешно. Я еле с д е р ­ ж и в а л смех. О н а бежала от меня. Я не пускал. А в стретились здесь. О н а ждала. Ах да, ведь я должен спросить! — Выйдем, — шепнул я. Он а покачала головой: — Нет. С з а д и зашикали. Я в з я л у нее чемоданчик, потянул за рукав, з а с т а ­ вил встать. М ы вышли на улицу. — Так вот почему ты хотела отделаться от меня! — Ничего я не знаю, — сказала она. — П о к а ты не спросишь меня , ничего тебе не скажу. — О чем я должен спросить? Приятно ли т еб е вот это? — Я в з я л ее р у к у в свою. — При я тно ли тебе мое прикосновение? — Повторите, пожалуйста, здесь шумно, я не расслышала. О н а смотрела на меня сияющими глазами и улыбалась. Я т ож е . Н а у лиц е было тихо, удивительно тихо. Н о вот, громыхая, промчался бронетранспортер. Коротенький, словно обрезанный ствол пулемета проводил н а с черным, немигающим в з г л яд ом и напомнил: война! — Рация у тебя, Аги? — Нет, но теперь я з н аю где. — Сестра? — до гадался я. — Для этого о н а тебя вызывала? — Да... Ей принесли. Уже давно, несколько месяцев. Сказали от Ды о р и . Это ее муж, — п о я снил а Аги. — Бы л у вас в плену. — Знаю. —- Ну, вот... Сказали от Дьюри, пусть она спряч ет и каждые п я т н а ­ д ц а т ь дней ходит в «Хирадо». Она ходила, д у м а л а , встретит Д ью ри . А потом узнала, что его убили . Она чуть с ума не сошла... Ну, а теп ер ь , когда пришла немного в себя , д ала мне т ел е гр амму — ее еще о т туд а не выпускают . Она говорит, хорошо, что не выпуск ают. Говорит, что не см ож е т удержаться, увиди т их, вцепится в горло среди бела дня ... И плачет , плачет без конца. Так лучше, а то р а н ьш е она сидела ц е лым и д н ями и смотрела в одну точку. У нее окаменело сердце. А теперь с л е зы его снова растопят... О н а смотрела мне п р ям о в глаза, словно пыталась что-то п р о ч и ­ т ать в них. Я взял ее руку , провел кончиками пальцев по прохладной н ежн ой коже. • Мы долго шли молча. Наконец я спросил: — Где рация?