Сибирские огни, 1964, № 9

— Чирокчана, а ты привя зала на шею в ожаку палку? — Н-нет еще... — Ну смотри, потом сама будешь ловить его. Лучше иди сейчас и привяжи, пока он не ушел далеко и не увел з а собой других. Чирокчана повернулась, чтобы отправиться в лес, но тут увидела Микпанчу. — Ой, брат приехал! — Ладно, ладно, — заметил Молошко. — Иди, куда пошла, да не забудь ботала по пути нацепить. Микпанча поднялся на берег. — Как скоро! — удивилась Шиктолок. — Зачем скоро? — скромно возразил парень. — Другие, пожалуй, могут столько-то быстрее проплыть. — Не ври!—грубовато и в то же время ласково перебил отец. — Я тоже смолоду не последним пловцом был, однако так скоро не пришел бы. Вот Амурча у меня... Не бойся, что зачерпнет воды в лодчонку. Это не пловец, а ящерица, брошенная в воду. Микпанча догадался, что отец хаял старшего сына в присутствии Шиктолок лишь потому, что ему хотелось польстить Микпанче и тем с а ­ мым загладить свою вину перед ним. А парень тоже чувствовал себя ви ­ новатым, но, не зная, что сказать, взял коробицу и ушел в лес за ело ­ вой серой: — Лодку осмолить надо бы! Шиктолок, низко склонившись над вьюком, незаметно проводила его взглядом. Она только сейчас поняла, почему три года тому назад повязала своим шнурком его голову. * * * Д ень угасал, меркло солнце. А когда погасла заря и тихие сумерки разлились по долине Кимчу, вместе с ними пришла тишина. Ни шелеста листьев, ни стука дятла. Все погружалось в дремоту так же незаметно, как незаметно закрывался до утра оранжевый венчик зябкой лилии. Н а д горами выплыла луна. Уже прорывались сквозь легкие облака мерцающие звезды. Они вспыхивали, словно искры от костра, возле ко­ торого сидела Шиктолок. Молодая женщина кроила бересту, смазывала кромки ее салом, чтобы они стали мягче и не рвались от иглы, затем ред ­ кими стежками сшивала нарезанные куски в длинную ленту — основу крыши для летнего чума. Микпанча, навалившись плечом на ствол сосны, играл на кеннгипкауне. Деревянный язычок простенького инструмента, заж а то го зубами, негромко дрожал, и его грустная трель легко уноси­ лась к костру. Амурча, подогнув к подбородку колени, л еж а л спиной к огню, а Чи ­ рокчана старалась ударить прутиком кружившуюся над ее головой л е ­ тучую мышь. Молошко дремал в чуме. Но дремоту старика очень скоро прервал пес, пробравшийся в чум, чтобы схватить кусок запеченного мяса. — Пошел отсюда, блудня! — крикнул Молошко. Собака выскочила из чума и воровски шмыгнула мимо костра. З а ней бросились другие. На месте остался лишь отяжелевший от времени Поводливый, щуривший на огонь подслеповатые глаза. — Эй, кто там? Бейте его! — хрипел Молошко. По древнему преданию, собака когда-то изменила доброму духу, соблазнившись куском мяса, брошенного злым духом Кингитом, за что Амака и велел людям не кормить ее. \