Сибирские огни, 1964, № 9
Затем решительно дернул повод и пустил оленя размашистой« рысью. Микпанча ехал один. Отец остался у Хорболя — он обещал д о гнать сына к ночи. Что з а д е рж а л о Молошко — парень не знал. Д а и не привык он вду мываться в д ел а отца. Микпанча поторапливал оленя и зорко следил з а недавними з а т е сами на деревьях, затесами, которые Молошко наносил своей пальмой1 по пути к становищу Хорболя. Добравшись до назначенного места, Микпанча спутал оленей, д о стал огниво, трут и развел огонь. Поев, лег на пушистую хвойную по стель и, прислушиваясь к побрякиванию деревянных ботал на шеях оленей, засмотрелся на звездное небо, отыскивая созвездья Кузнецов и Охотников, о которых так много слышал от стариков, вспоминал с т а ринные сказы.. А потом снова и снова возвращался мыслями в станови ще Хорболя. Задумавшись, Микпанча не заметил, как подъехал к угасавшему костру отец. Несмотря на усталость, Молошко был весел и д аж е разговорчив. Только разговаривал он, по старой таежной привычке, сам с собой. Микпанча спросил его, о чем он рассказывает, но старик коротко бросил: — Дорога дальняя! И молчал до самого дома. Микпанче оставалось вспоминать дни, проведенные в становище Хорболя. И чем дальние отъе зжал он от него, тем сильнее вскипало в растревоженном сердце оскорбленное самолю бие. Как могло случиться, что его, прямого потомка гордых куркогиров, побили в состязаниях парни чужого рода? И побили на глазах девушки, которая повя зала его голову своим многоцветным шнурком! Как он взглянет теперь на могилы воинственных прадедов! По словам стариков, куркогир, потерпевший поражение или поки нувший поле боя, мог искупить свою вину лишь великим подвигом, ко торый еще больше прославил бы род куркогиров. И, вернувшись в род ное становище, Микпанча стал сра зу же готовиться к свершению буду щего, еще неведомого подвига. С тех пор не проходило дня, чтобы он не сделал чего-нибудь для искупления своей вины перед родом куркоги ров и перед Шиктолок. Каждое утро выходил молодой охотник в тайгу. Скоро он научился оттягивать тетиву самого тугого лука на длину руки и направлять стрелу в самое сердце зверя. Научился Микпанча и управлять легкой берестяной лодкой так, что не боялся д аж е буйных таежных рек. Стоя на дне своей лодчонки, он с помощью одного только шестика проносился мимо бесчисленных камней грозно ревущей реки. А осенью, когда оседала речная муть и вода становилась чище сле зы, небо же черней задымленной полости чума, он брал острогу и без промаха метал ее в юркого муксуна или хищного тайменя. А когда выпадал снег, Микпанча вставал на лыжи. Без отдыха взбирался он вверх по склону хребта Ело, а затем стремительно, слов но птица, бросался вниз, в распадок между скалами. Со стороны к а з а лось, будто камень сорвался с вершины хребта и несется к подножью древнего кр яж а , оставляя за собою хвост снежной пыли. На второе и третье лето Микпанча уже выходил в тайгу на крупно го зверя. Он, с детства заучивший заговоры против медведя, встретив шись с хозяином тайги, никогда не повторял старых заклинаний, а сме 1 П а л ь м а — нош с длинной рукоятью.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2