Сибирские огни, 1964, № 9

и снежные зимы, и затяжные, холодные весны. А в пору свадеб затевали такие жестокие поединки, что не один десяток разъяренных животных погибал под ударами более сильных соперников. Зн а я силу и буйный нрав оленей Молошко, соседи сами удержива ­ ли свои стада от вторжения в его привольные угодья. Так леса Кимчу и ее притоков стали заповедником именитого куркогира. Одна была беда у Молошко: некому передать накопленные богат­ ства. Д в е жены жили в его чуме, а детей он не знал, хотя семейную жи знь по воле отца начал рано: парню не исполнилось и девятнадцати, когда Оночжи за богатый тори купил ему девушку в жены. Прошло еще десять лет. Оленьи стада семьи умножались. В тот час, когда старика Оночжи раненый сохатый втаптывал в землю, Молошко, сидя в чуме, засек на деревянном стержке своим острым ножом пятна­ дцатую сотню оленей. Новый хозяин стад, похоронив отца, первым делом велел бездетной жене сшить постельный мешок из мягких оленьих шкур для второй жены. Но и молодая жена не порадовала сердца Молошко. Не помогали его горю ни заклинания шаманов, ни молитвы всесильному Амаке. Д а ­ ж е большой дух Арикшен-бидэрэн не принимал обильных приношений. Жертвенное мясо убитых оленей склевывали птицы; шкуры соболей и выдр, подвешенные на высоких шестах, гноил дождь, а ветер рвал в клочья и развевал по тайге. И напрасно шептал Молошко в таежную синь: «Амака, болеколь!1» — ничто не менялось в его чуме. Все так ж е дымился очаг, все так же по обеим сторонам его л ежали постельные мешки бездетных жен. Чужие дети, когда Молошко видел их, вызывали горькую обиду на судьбу. Как-то раз, бессонной ночью, Молошко, л еж а на спине, глядел че­ рез дымоход чума на мерцавшие в небе звезды, похожие на веселые детские глаза. По телу Молошко пробежала дрожь. Он разбудил обеих жен и ск азал им: — Вы жиреете, как старые важенки, и не сулите мне детей, как они не сулят оленят. Мои жертвы неугодны Арикшен-бидэрэну. Вера моя ис­ пепелилась, и вы знаете хорошо сами, что вам нечем будет порадовать меня. Мой гнев растет. Но... не бойтесь меня, зло свое я обращаю на милость: помогу вам стать матерями. Молошко добр, он решил купить вам по ребенку... Хорошо ли вы слышали меня? — Ты наш муж и хозяин, и мы во всем послушны тебе. И через месяц в чуме Молошко возле его жен, в поисках материн­ ской ласки топтались пухленькие, узкоглазые девочки. Купить мальчи­ шек, хотя бы у самых бедных родителей и за какую угодно плату, не по­ зволяли ни закон, ни обычай народа. Но д аж е с чужими детьми чум как будто ожил, и Молошко, слушая лепет и плач ребятишек, на время забылся. Он дарил им ожерелья из звериных зубов, вырезал из оленьего рога и кости игрушки; жены же, скрепя сердце, шили девочкам одежду и обувь. Тяжело было женщинам согревать у своей груди купленных детей. А скоро не легче стало и самому Молошко. И тогда он приказал женам оседлать ездового оленя и в богатом наряде уехал надолго в тайгу по смежным кочевьям. * * * ...Уже потянули холодные ветры и зашушукались встрепанные кедрачи, уже сгустками крови ложился красный, скоробленный осенью | А м а к а , помоги!