Сибирские огни, 1964, № 8
— У старшей дочери моей неладно выходит. Попался ей такой не годяй, от двух детей сбежал . Пришла вчера вечером, ревет. А я чем, я с ное дело, могу ей помочь? Не в деньгах тут, любит она его, подлеца, ругает и любит. «Дура! — говорю ей.— Гордости у тебя нет. Ну, сбежал и сбежал , не без рук, прокормимся...» Машина, подпрыгивая изредка, катила по хорошей дороге, д яд я Гриша понемногу отошел — белые с серебристым блеском поля успока ивали. Следил за дорогой и дум ал ,— в долгих поездках з а рулем привык. Мысли о дочери перекинулись на себя, затем на Юлию Сергеевну, тихо сидевшую рядом, и он, несмотря на все свое у важение к ней, запросто, по-мужски, пожалел ее з а вечную необходимость куда-то ехать, всегда спешить. Он привык к ней и к ее характеру за последние три с лишним года, ка к привыкал раньше к Володину, к Дербачеву . Он очень не лю бил нервного начальства, и, возможно, уважение к Борисовой родилось именно из-за ее неженской выдержки. Он ни р а зу не слышал, чтобы она повысила голос или закричала . Порою лишь в разговорах она станови л ась вся какая -то же стка я , жестяная , вроде и не о том говорит, а припе чатает-— не отдерешь. Пра вда , с ним она никогда т ак не разговаривала. Д яд е Грише думалось, что он очень хорошо.знает свое начальство и всё отлично понимает, не хуже Борисовой, и он, если бы она захотела и н а мекнула, мог бы многое ей подсказать и посоветовать. Хотя бы с той ж е стройкой. В колхозах здорово недовольны. Мало мы, говорят, на свой горб имели, теперь еще эта кабала . Влезешь — до гроба не отработаешь. Он бы мог ей порассказать кое-что и еще. Конечно,'этого никогда не слу ч и т с я— д яд я Гриша отлично понимал. З а время своей долгой работы он привык наблюдать и делать выводы, в неожиданно верном освещении. Он только успевал отвозить Борисову на вокзал или на аэродром. Во з вр ащ ал а с ь она — и начиналась великая кутерьма в городе, по всему обкому хлопали дверьми и толпами ходили секретари райкомов, предсе датели колхозов, директора. Иногда Юлия Сергеевна попадала домой далеко з а полночь, и д яде Грише становилось ж а л к о ее, измученную, бледную, с провалившимися глазами , засыпавшую в машине, и тогда он ехал медленно, д елая круг, другой по тихим районам города, д а в а я ей поспать. Совсем недавно на вокзале д яд я Гриша встречал Юлию Сергеевну — она во з вр ащ ал а с ь из Москвы с Двадцато го съезда. Она забыла поздоро ваться и быстро прошла мимо с маленьким дорожным чемоданом, и он, взглянув ей в лицо, не обиделся. Он отвез ее домой, донес до парадного чемодан и все думал, отчего у нее такое лицо. Он и сейчас, следя з а до рогой, подумал об этом и покосился незаметно на Юлию Сергеевну. М а шина б еж а л а свободно и скоро, холодные поля по обе стороны дороги отсвечивали белизной, далеко к горизонтам, туда, где слабел взгляд, небо и белизна снега мешались, туманились. Д я д я Гриша, прокашляв шись, решился, наконец: — Юлия Сергеевна, ясное дело, я человек маленький. Крути себе баранку , а все остальное сами знаете. Не пойму, ясное дело, что они там со Сталиным мудрствуют? — Кто «они», Григорий Авдеевич? — Юлия Сергеевна по-прежнему смотрела вперед на дорогу сквозь сухое, чистое стекло и не повернула головы. — Ну, они, в Москве, ясное дело,— с запинкой уточнил дядя Гриша, недовольный ее недогадливостью. Она не приняла доверительного тона и тем самым сразу отодвинулась от него — он пожалел о своей назой ливости, но отступать было поздно, он это понял, в душе каждый шо ф е р — прирожденный дипломат. — Что ж е вам непонятно, Григорий Авдеевич?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2