Сибирские огни, 1964, № 8

— А потом, Д им а ? — Потом рудник, приковали к тачке и работал. Когда спать, тащу ее, проклятую, з а собой. Тяжеленная штука. Там выд ержив али две — три недели. Не знаю, продержался как-то месяца два с половиной. —VА потом? — Потом Освенцим. Я уже ничего не помню потом. Она осторожно дотронулась до его руки. Дмитрий поднял голову, заставил себя улыбнуться. — Вот, прости. Никому не мог р асска зать . Сейчас пройдет, не об ­ ращай внимания. Она встала, поднялась на цыпочки, к а к когда-то давно, в очень д а ­ лекой юности, потянулась к нему и поцеловала. У него ст а ло горько во рту, почти невозможно горько. В ее потемневших гла зах что-то стре­ мительно появлялось, опрокидывалось, и чтобы остановить падение, он стал целовать их. Она не открывала глаз. За двойной дверью номера ничего не слышно. Москва за тихл а — тихо, тихо в номере, и они не знали, сколько прошло времени и близко ли утро. Они лежали , отодвинувшись друг от друга. Неплотно сомкнутые, тяжелые шторы пропускали с улицы полосу света, она р а зр е з ал а темноту надвое, наискосок, в углах — сумерки, под потолком слабо угадывала сь т яж е л а я бронза люстры. Почти неви­ димая, она к а з а л а с ь сейчас легкой, изящной. И первая острота прошла, и болезненное чувство благодарности, хлынувшее на Борисову, стало мягче — вначале оно почти раздавило ее. Поднималась обида на него и на себя за такой поздний, быть мо­ жет, ненужный час. Было б справедливее, если бы он совсем не насту­ пил. Он пришел слишком поздно. Дальше она с т а р а л а с ь не думать — у каждого есть черта, за кото­ рую лучше не переступать. Шестнадцать л е т— целая человеческая жизнь, и прожита она врозь. Она не могла не почувствовать, ка к ему с ней хорошо. Она вкусила от горького и запретного плода, но стало ли ей легче? Она увидела себя со стороны, поняла предельно ясно, что вся жизнь прожита не так. Они начинали вместе, и ушли в разные стороны, стали чужими, и ж и л и в разных конц ах ,.он а сама, своими руками ра з ­ рушила право быть вместе. Она усмехнулась. А как можно было прожить? И что зн ачит хорошо прожить? Она всегда гордилась умением собраться в кулак , подчинить себя необходимости и, выходит, напрасно? К а к а я ерунда! Ерунда! Надо скорее отсюда уе зж а т ь , быстрее к делу — и все пройдет. — Юля,— у слыш ал а она шепот Дми трия и не ото звалась, не ше­ вельнулась. — Ты спишь? — опять спросил он, и Борисова опять промолчала — нельзя, нельзя н аруш а т ь сейчас тишину.— Ты же не спишь,— услышала она, и его т яж е л а я рука легла ей на грудь. — Откуда, Юля? — Ты о шраме? — КЬгд|а это? — В сорок третьем , весной, осколок гранаты. Пытали сь спасти Осторецк. Что, очень заметно? Тебе непонятно? Он промолчал, его прикосновения стали бережнее, еще осторожнее, и пальцы опять побежали по рваному, косому, через всю грудь, шр аму ,— Дмитрий почти физически ощущал тупую, вязкую боль, горячий слепой кусок металла. Па льцы его вздрогнули и остановились. Он почти задох ­ нулся от острой, мучительной силы узнавания .