Сибирские огни, 1964, № 8

Сегодня в 15.00 Осторецк отправлял очередной, в этом году первый эшелон молодежи, восемьсот сорок человек, и по всей площади смеялись и танцевали, и звучали баяны и аккордеоны. Отъезд совпал с воскре­ сеньем, и проводы превратились в праздник. На площади — о т ъ е зж а в ­ шие и их родные, организованные толпы пионеров в красных галстуках и с первыми весенними цветами, выездные торговые палатки, порой пря ­ мо на грузовых автомашинах. Торгуют крюшоном, лимонадом, пивом, мороженым, селедками и конфетами, толстыми темными колбасами местного производства — торговля водкой и вином категорически запре ­ щена. На площади то тут, то там стреляет пробкой разогретое ш амп ан ­ ское, бьет фонтаном белой пены, его з аж им аю т пальцем, успокаивают, пьют по очереди из одного или двух стаканов. На площади весело, и небо — веселое, весеннее и легкое. Много посторонних, пришедших поглядеть, полюбопытствовать. Д о ­ родные тетки п старухи по две, по три ходят, приглядываются, словно прицениваются. Одна особо заметная, маленькая, с провалившимися от старости губами и не по-старчески быстрыми глазками , мелькает тй тут, то там, и многие ее уже приметили и, когда видят вторично, спра ­ шивают: — Кого разыскиваешь, мать? Старуха в черном торопливо кивает головой: — Никого, голубчики, никого. Хожу, смотрю — народу — страсть. И далеко вы собрались? — Д ал еко , далеко . На Алтай, мать, в Сибирь. — В Сибирь? Далеко -о ,— тянет ст аруха.— Морозы там, говорят! Какой уж там хлеб? — Все там бывает — и морозы за тридцать, и хлеб по тридц ать центнеров с га. Старуха задумывается, стоит молча, рассматривает и, встревожен ­ ная многолюдством и шумом, тихо, сама себе шепчет: «Д а все какие мо­ лоденькие... Как без присмотра-то будут? В такой-то дали?..» Она семенит дальше, пробивается сквозь особо плотную толпу и стоит, опираясь подбородком на свою высокую, суковатую палку, с изъ-' еденным о землю нижним концом. Сра зу несколько молодых пар весело отплясывает, мелькают платья девушек, чубы у парней, и один, с цыга- новатым лицом, грудь колесом, руки в р а зл ет — хорош особенно. Старуха в черном от удовольствия шамк а е т 'б е з губым ртом, отрывает от палки подбородок и начинает в ритм постукивать палкой. — И-и-ах! — неожиданно тонким голосом вскрикивает цыгановатый танцор, и стучит, стучит каблуками, и на смуглом лице у него проступает пот. Он словно вкопанный останавливается, достает платок. Здесь танцуют, а рядом длинный, нескладный, лет восемнадцати, не больше, с тоской оглядывается по сторонам. Мать ему едва-едва до плеча, все что-то ему говорит без умолку. Сам он время от времени тоскливо тянет: — Ну, хватит, мама, ну-ну, помню все. —■ Воду сырую не пей, дизентерия привяжется, кто тебя там в глу ­ ши лечить будет? К площади все время подходят и подъ е зжаю т на машинах. Приехали из Зеленой Поляны на грузовике, и дед Силантий, один из провожающих, з асверкал в толпе бородой, удивленно протянул: — Народушко-то! С ума посходил народ! Раньше на пасху столь много не собиралось.•— И погрозил притихшим дочерям.— Вот погляди­ те, не дома у батьки на печке,— езжайте, езжайте, попроситесь домой, поздно будет.