Сибирские огни, 1964, № 8

В о с п о м и н а н и я Илья Андреевич Мухачев 1 Морозным декабрьским утром 1923 года в редакцию бийской газеты «Звез­ да Алтая» зашел незнакомый человек в поношенной солдатской шинели с кожа­ ными пуговицами. Робко переступив порог комнаты, глухо спросил: — Мне бы Трудового... С такой подписью в газете печатались статьи, очерки, зарисовки, фельетоны. Ему указали. Задымив махорочными самокрутками, разговорились. Незнако­ мец осторожно расстегнул шинель, достал из кармана застиранной гимнастерки несколько клочков серой бумаги с крупными, неровными строчками. — Вот, намездрил. Настороженно прищурился, пояснил: — Я работаю мездрильщиком на кожзаводе. Вот и насдирал. Клочки были не занумерованы. Пришлось переписать их на один лист. По­ дучилось бодрое лирическое стихотворение «Мороз». На последнем клочке сто­ яла подпись: Илья Мухачев. В то время газета жила кампаниями, и для лирических стихов не оставалось места. Но это не охладило Мухачева. Мы, комсомольцы первого поколения, только что радостно отметили четвер­ тую годовщину РКСМ. Приближалась четвертая годовщина Алтайского комсомо­ ла. Мы готовились отметить ее в начале февраля 1924 года. Но эта радость ом­ рачалась горем. Из Москвы шли тревожные вести: тяжело заболел Владимир Ильич Ленин. С замиранием сердца мы ждали хороших сообщений о его выздоровлении. Илье Мухачеву, теперь уже постоянному посетителю редакции, предложили написать стихи о комсомоле. Вскоре он принес несколько серых листов бумаги с карандашными строчками. Это было стихотворение: «Комсомольцы». Оно напе­ чатано в газете «Звезда Алтая» в первой половине января 1924 года. Начинаю­ щий поэт призывал молодежь быть верной делу партии. Двадцать первого января в 6 часов 50 минут перестало биться сердце вели­ кого Ленина. Страна оделась в траур. В тот день сотрудники редакции долго не расходились и, сдавая в набор скорбные строки о смерти Ильича, не могли сдер­ жать слез. Мухачев, как всегда, круто поставив локт;и на стол, низко склонившись над ним, писал и тоже плакал. — Нет, не могу,— сказал он и вышел из редакции. Появился он только через год, все в той, же шинели и принес стихи ко дню Парижской коммуны.