Сибирские огни, 1964, № 8

— Нет, мы сеем везде одинаково,— возразил Климанов. — Не понятно! — пожал плечами Валентин Владимирович. — Мы долго добивались того, чтобы нам разрешили засыпать семена исхо­ дя не из весовой нормы, как это и сейчас делается, а из расчетной. Чтобы на квадратный метр попадало пятьсот всхожих зерен. А это, в зависимости от круп­ ности зерен,— от полутора до двух центнеров на гектар. А последние пять лет мы стали высевать уже по пятьсот пятьдесят всхожих зерен на квадратный метр. Это и дает прибавку урожая. — Но почему одинакова норма? — А вот из-за гтой самой полевой всхожести,— улыбнулся Николай Михай­ лович.— На наших черноземных землях можно сеять повышенной нормой. Но при хорошей агротехнике. Если агротехника примитивная, то высокой нормой семян можно загубить урожай. У нас для каждого поля своя норма. Вам я называл сред­ ние, примерные... На парах полевая всхожесть семян самая высокая, но паровое поле может выдержать и повышенную нагрузку. Кущение там сильнее, и семь- сот-восемьсот колосьев на метре оно прокормит. А на зяби, и тем более на весно­ вспашке, такое количество растений не прокормить. Но там полевая всхожесть ниже и кущение слабее. Значит, там приходится идти на потери семян в связи с низкой полевой всхожестью. Нельзя допускать изреженных всходов. Тогда сорня­ ки заполонят все пустые места. А нормальные всходы сами глушат сорняк. Конеч­ но, не везде, — подчеркнул Климанов. — На сильно заовсюженном поле сорняк побеждает. Овечкин уточнил норму высева семян. Оказалось, она зависела от крупности зерей, на гектар высевается от 170 до 240 килограммов пшеницы. О многом расспрашивал Овечкин и все подчеркивал в своей книжечке неко­ торые слова. И, наконец, когда на улице стало стемняться, сказал: — Вот теперь, кажется, и я понимаю кое-что в сибирском земледелии. В комнату зашел директор совхоза Григорий Федорович Иванов. 11 Внешность Григория Федоровича сразу обнаруживала коренного сибиряка. Коренастый, широкоплечий. Взгляд строгий, исподлобья. Лоб слегка нависает над глазницами, и это придает его лицу еще больше суровости. Однако я хорошо знал: Григорий Федорович любит пошутить и посмеяться. — Привет, труженикам! — громко начал он.— Совсем заработались, свет даже забыли включить.— Он подошел к выключателю, и комната озарилась элек­ тричеством. Потом отрекомендовался: — Кто не знает, директор здешнего совхо­ за, Иванов... Не знал его только Овечкин. Они весело обменялись рукопожатиями. — А ты, Николай Михайлович, только баснями гостей кормишь? — глянул он на Климанова. Климанов смутился: — Про обед намеков не было... — А тебе намекать надо?.. Сам не ешь и о гостях не думаешь,— ворчал ди­ ректор, пододвигая к себе телефон. Набрал номер: — Столовая?.. Приготовьте-ка поужинать, да чтобы поплотнее... Да! Да! Четверо и шофер, значит на пятерых. Побыстрее! — затем решительно к нам: — Осталось вам десять минут для про­ чих разговоров. Григория Федоровича я знаю с 1948 года. Тогда он работал главным агро­ номом одного из совхозов. Человек он энергичный, напористый. Если уж что ре­ шит,— его не сломишь. Из-за этой своей черты характера не раз попадал в опа­ лу, но характера не изменил. И, видимо, поэтому, когда началось освоение целин­ ных земель, он оказался первым кандидатом в директоры нового совхоза. К тому времени он уже несколько лет директорствовал, хорошо организовал дело в зер­ носовхозе. И, конечно, упирался, не хотел оставлять хозяйство, в которое вложен® столько труда. Но когда назначили, энергично взялся за организацию нового хо-