Сибирские огни, 1964, №7

•— Спектакль интересный, конечно. Только режиссер слишком ув­ лекся подробностями быта, перегрузил действие обрядовыми сценами. А Морягина упускать нельзя. Большая потеря будет для театра. —-Так примирите их. Что, в самом деле, они не поделили? — Морягин капризен, знает себе цену. Требует другую квартиру — трехкомнатную, непременно в центре. Я разговаривала с Мошканцом, он обещает к новому году. — А что, разве нужно мгновенно? Д аж е ищущему и талантливому? ■— Морягин просто закусил удила. Хорошо, Николай Гаврилович, я поговорю с каждым из них. — Пожалуйста, Юлия Сергеевна. Я завтра с утра уеду в районы. Хочу посмотреть, что там в колхозах. — Счастливого пути, Николай Гаврилович. Дербачев молча кивнул. Дед Силантий, резавший лозняк далеко за селом в глубоком логу, набрал очередную вязку, выкарабкался наверх, где у него стояла руч­ ная тележка, и присел отдохнуть. Солнце поднялось невысоко, вокруг, насколько глаз хватал, по обе стороны лога тянулось поле пшеницы, на­ чинавшей желтеть. Картину слегка портил лог, глубоко врезавшийся в пшеничное поле, с редким дубняком по склонам. «Хорошо бы его засы­ пать, собраться всем колхозом и засыпать» — подумал дед Силантий. Он сидел на вязках прутьев, попыхивая цигаркой, и с тревогой посматривал на небо. Пока ясно, лишь на востоке начинало мутиться — вот уже боль­ ше месяца оттуда шли дожди, и в иных, особо густых местах, пшеница начинала ложиться. Подступала жатва, и дожди сейчас ни к чему. Оно, конечно, и корзинки, которые дед Силантий плел и продавал на рынке, давали свой доход, а все-таки душа у деда Силантия — земляная, хо­ зяйская, он больше думал о полегшей пшенице, чем о своих корзинах. Да и дороги совсем размалинило от проклятых дождей, стало трудно привозить прутья на себе черт знает из какой дали, и это тоже деду Си- лантию не нравилось. Он посидел, расчесывая корявыми пальцами лох­ матую, сивую бороду, стал укладывать лозняк на тележку, затем увя­ зал его и вытащил тележку на дорогу. Едва выехал из-за кустов, сразу увидел забрызганную грязью легковую машину, загородившую путь к селу, невысокого приземистого человека, разгуливавшего в пшенице. Второй, видать шофер, сидел в машине, лущил колосья и отправлял зерна в рот. — Эй, эй, парень,— сказал дед Силантий.— Ну-ка, дай проехать. Шофер покосился на его косматую бороду, смачно зевнул, сплюнул, отряхнул руки и ухмыльнулся: — Отдохни, папаша. Сейчас уедем. — Неколи мне ждать, сверни, тебе говорю. Ш офер высунулся из кабины и позвал: — Николай Гаврилович! Дербачев оглянулся, пошел к машине, прокладывая 'по пшенице новый след, и дед Силантий не вытерпел: •— Ты, гражданин хороший, ты совесть поимей,—-сердито сказал он.— За нуждой мог бы и поближе, а то в самую середку забрался. Што за зря топчешь? — Здравствуй, папаша,— посмеиваясь, поздоровался Дербачев.— Хороша пшеничка, а? Не сердись, я ведь посмотреть. — Смотреть можно и с краю,— резонно заметил дед Силантий, разглядывая незнакомого, головастого человека и не зная, разозлиться еще1раз и выговорить ему по-настоящему или промолчать.