Сибирские огни, 1964, №7

И Борисова, действительно, ушла, чтобы больше не возвращаться, но именно сейчас от всего, что было тогда в мартовскую ночь три года: назад, он помнит только ее вздрагивающие пальцы у себя на плечах. — Не знаю,— сказал он жене мягче и отчужденнее... «Ну, Сталин, ну, что Сталин? — думал Дербачев, все не отрываясь от окна.— Народ, государство, мировая политика, ну и что? Народу нужна правда, государство — это народ, а правда народа — самая луч­ шая политика. Что этому надо, что он ходит кругом да около? Решения съезда обязательны для всех. К чему же этот разговор? «Смягчить, не в таких размерах, резонанс». Дербачев опять вспомнил март пятьдесят третьего, низенькую комнатку в домике тети Глаши, неожиданное появ­ ление Борисовой среди ночи, даже вспомнил свои мысли и свое состо­ яние тогда и подумал: «А ведь этот человек в кресле весь там, в прошлом, он ничего не понимает. Он уверен, что от него зависит, какая будет по­ года, и больше ничего не хочет понять. Для него главное — власть, и он будет бороться за нее. И за всеми его громкими словами о народе, о пар­ тии одно: а как это зацепит его? Вот тебе и схлестнулись противоречия. Ведь не только меня стараются обработать, и с другими говорили и будут говорить». — Вы хотите, чтобы я именно с такой позиции изложил свое мнение Хрущеву? — неожиданно спросил Николай Гаврилович в упор, и черно­ волосый, широкий и рыхлый человек в кресле недовольно приподнял тучные плечи, откинулся. Их глаза встретились.— Я не буду этого делать. — Почему? — Я с этим не согласен. Мы не имеем права отступать. Мы должны сказать всю правду, которую знаем сегодня, и пойти дальше, до конца — это единственно верный путь. Вы говорите — государство, партия. А го­ сударство только тогда крепко стоит на ногах, если массы знают всё, что происходит. Если они могут судить обо всем и идут на все сознатель­ но. Вот моя позиция. • Черноволосый человек в кресле усмехнулся не глазами, а движением, крупных губ. — Простите, Дербачев, я мог бы процитировать Ленина более точ­ но. У вас лично со мной сложились трудные отношения. Хотя бы в том, осторецком деле. Поймите, прежде, чем согласиться с вашим новым на-' значением, я должен был все проанализировать и учесть. Государство есть государство. Я и сейчас уверен, что... — Не сомневаюсь, что Ленина вы знаете. Хотя только «знать» еще недостаточно. И потом, меня ввели в эту комиссию, буду выполнять пору­ ченное мне дело до конца. — Разговор у нас трудный, товарищ Дербачев, я лично не хотел... — Вы «лично» не хотели этого разговора? — спросил Дербачев, вы­ деляя «лично».— Я тоже не хотел бы его. Раз уж встретились, я гово­ рю, что думаю. — Просил бы подумать еще. У меня нет никаких сомнений, свое дело вы делаете хорошо. Его и нужно делать. Взгляните пошире. Здесь нужно быть еще и большим политиком. Престиж партии и нашего госу­ дарства, как никогда, велик. Зачем же его подрывать... Неужели вы сами думаете, что мы выиграем, если на весь мир еще больше прославим Бе­ рию, как величайшего злодея? Вы связаны сейчас с разбором всех этих дел, видитесь с Никитой Сергеевичем... Понимаете... — Я высказал свое мнение. Мы должны сказать правду о Сталине до конца, мы ее скажем. Во имя будущего мы должны быть беспощад­