Сибирские огни, 1964, №7

нюшне и на фермах, в колхозной конторе, в МТС. И не то, чтобы спокой­ нее становилось, нет. Ей мешал тот человек на дорогах — стоило опу­ стить голову на подушку и закрыть глаза, как он уже маячил вдали, он ни разу не оглянулся на нее и все спешил и спешил. Она не могла понять, куда он спешил, какое уж тут спокойствие. Но легче и просторнее на ду­ ше становилось. Хотя бы тот разговор молодых ребят-трактористов, под­ возивших к фермам сено. Да и то спросить, кому она нужна — война? Не будет ее и хорошо, сколько, небось, останется у молодых радости на зем­ ле, они сейчас как раз начинают продрастать. Бессонные ночи — долгие, тягучие, ни конца им, ни краю. И ближе к рассвету сами собой закрываются глаза, и вот уже петляет узкая тро­ пинка по не кошенным еще лугам, травы в пояс, солнце высоко, жарко — цветут травы, зной и цветочный дурман—-нет сил бежать. «Подож ­ ди!» — молит она, тянет вслед руки и бессильно роняет их — опять ни­ кого впереди. Она тревожно оглядывается, ищет — она чувствует: рядом кто-то стоит. Ж арко светит солнце, она не в силах больше держаться на ногах и тихо опускается в густую траву, откидывается на спину и слы­ шит: кто-то подошел и стал рядом. — Кто ты? — спрашивает она, шевеля пересохшими губами. — Слушай, М арф а ,— раздается совсем незнакомый голос.—■В этих лугах растет трава — семилистник. Она невысокая и цветет невзрачно, не увидишь. Слышишь? — Слышу. — Ее трудно найти, но ты ее обязательно найди. Она как раз р а с ­ цвела. У нее глубокие корни, выкопай их и сделай отвар. Выпей один стакан, горько тебе будет, а ты выпей. — Зачем? — Выпей. Я хочу тебе помочь,— услышала она уже откуда-то изда­ ли и проснулась. Лежала и, улыбаясь, вспоминала, как вчера доярки на ферме пели песню о солдатке, которая так и не дождалась «свово полю- бимова», и все не верила в его смерть, и ждала, и всех от себя отважива­ ла. И потом сделала ей старуха-мать лекарство из разрыв-травы и в первый раз спокойно заснула одинокая солдатка. Тоська Лобода так вытягивала переходы, что у Марфы стало щипать глаза, и она сидела на старом бидоне, боясь шелохнуться. Возвращаясь в обед с фермы покормить Егора, М арфа шла тихо, все никак не могла забыть своего сна. — Здравствуй, М арф а Андреевна,— услышала она и останови­ лась.— Что-то последнее время вроде бы похудела. — Работа, Сергей Викентьич,— ответила она.— Да и я вас давно не видела. — И у меня работа. С этими пострелятами хлопот всегда полно. — Да уж известно, небось. А вы, я погляжу, все такой же. Вон и Егорка мой уже вымахал. И я состарилась, а вы всё учите, учите... — Как же, помню, такая была озорница. М арфа кивнула. Она любила этого старика с палочкой, бессменного, еще с довоенных времен, директора зеленополянской семилетки. И в партизанах побывал, и опять вернулся. К нему можно постучаться хоть за полночь, всегда откроет, поговорит. Хоть бы тогда, как Степана взя­ ли... Другие-то вначале стороной бегали, а он сам подходил, здоровался, и домой к ней заглядывал, и на ферме бывал. И с тех пор стал звать только «Марфой Андреевной». Все глядит сквозь очки, Щурится, а то в вздохнет вместе, помолчит. Он словно угадал ее мысли, тронул повыше локтя.