Сибирские огни, 1964, №7
— Позавчера арестовали Геннадия Александровича,— деревянно сказала Зоя Константиновна. — Дядю Гену? Зоя Константиновна заплакала. — Ты узнавала? — Да... Многих арестовали. Его обвинили... что утвердил вредитель ский план работ в среднем течении Острицы... Ничего не понимаю. Гово рят, воды в Острице не будет... Дочь, вероятно, хотела утешить, успокоить: — Сейчас никому нельзя верить, мама, кругом враги,— сказала она, и Зоя Константиновна, побледнев, встала: — Что ты говоришь? Я тебе никогда, слышишь, никогда этого не прощу! — Мама! — Замолчи! Я не хочу с тобой разговаривать! Как вы будете жить, никому не веря? — Мама, тише! — Никогда, никогда! ...Это был страшный тридцать седьмой, он ушел, а сейчас Зоя Кон стантиновна опять разволновалась. С годами все стерлось. Она потом все простила, да и какая мать не простит? Зоя Константиновна прислушивается: наверно, за ночь много снегу нападает, утром Карповна будет расчищать дорожки в саду. Перед отъездом в Москву Юлия Сергеевна долго сидела у матери. Хотелось отдохнуть, собраться с мыслями, уйти хоть на время от дело вых разговоров. Карповна принесла чай, Юлия Сергеевна любила креп кий, до черноты. Разговаривали очень тихо и мало, Юлия Сергеевна с нежностью глядела на седые, гладко причесанные волосы матери, слу шала ее рассуждения о Толстом. «Повторяться начинает мама»,— подумала она с неожиданно ост рой жалостью. — Мама, сделать тебе бутерброд с икрой? Икра и сыр, хочешь? — Юленька, право же, у тебя все больше развиваются мужские з а машки. Помилуй: сыр с икрой... Зоя Константиновна пожимает сухонькими плечами, смеется. Улы бается и Юлия Сергеевна. Им сейчас хорошо вдвоем, редко бывают вот такие моменты близости, когда больше никого и ничего не требуется. — Мама,— говорит Юлия Сергеевна, устраиваясь удобнее.— Я дав но хотела... Расскажи мне об отце. Рука Зои Константиновны на мгновение замирает над столом — хо тела взять сухарик из вазы. Юлия Сергеевна встречает ее взгляд: взгляд человека, прожившего большую и трудную жизнь. — Ты мне так, мало о нем рассказывала... Зоя Константиновна сидит, опустив руки на колени, по привычке прямая и строгая. Такого вопроса она не ждала, наверно, в самом деле трудно дочери. Зоя Константиновна вспоминает двадцать второй год, се бя, его, Сережу Борисова, двухлетнюю забавную толстушку Юленьку, на хлеб и молоко ей приходилось менять последние вещи, особенно пос ле смерти Сережи. Даже его любимые книги пришлось продать. — Ты очень похожа на отца,— говорит Зоя Константиновна.— Очень... В народе говорят: если дочь похожа на отца, она должна быть счастливой. Юлия Сергеевна молчит.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2